Игра кавалеров

Стюарт едва мог заставить себя произнести имя Тади Боя Баллаха. И с запоздалой предусмотрительностью не признался ни перед кем в том, что всеми его поступками управляли. Ему хотелось, чтобы Хариссон восхищался его сноровкой. И он чувствовал, по мере того как остатки здравого смысла пробивались сквозь дымящиеся руины пылких порывов, что Брайс, заботливый друг, станет с меньшей охотой помогать ему обрести нового покровителя, если поймет, что во Франции остался покинутый хозяин.

Все это он решил оставить в прошлом. Конечно, будет трудно объяснить, почему он бросил О'Коннора в Ирландии. Но он сможет вернуться анонимно, действовать и подкупать тайно. Это совсем несложно. Деньги он получит от Уорвика; ему известны слабые звенья: ленивые стражи, падкие на ласку судомойки. А когда дело будет сделано, он сможет покинуть Францию навсегда и обрести наконец-то благосостояние, безопасность и престиж при изысканном английском дворе под крылышком Уорвика.

Никто не заподозрил его. Заподозрить мог бы Лаймонд — как ни крути, а следует признать изощренный ум этого человека. Но Лаймонд отравлен, он умер. Прибытие О'Лайам-Роу, благополучно оставленного в Ирландии, потрясло его, больно ударило по и без того непрочной самоуверенности. Но этот приезд не предвещал дурного — обычный нелепый поступок глупого человека.

Отбросив эти мысли, Стюарт улыбнулся. Кто-нибудь, возможно, осуществит покушение на маленькую королеву до него. И самое забавное, что Уорвик, безусловно, припишет все заслуги ему. Тут его никто не опередит, в этом лучник не сомневался.

В те недели, что он провел в одиночестве или во время редких тайных визитов к Хариссону, образ Марии, живой девочки, которую он собирался убить, никогда не вставал перед ним. Его ранимые, незрелые чувства, с самого детства грубо попираемые, стали похожи на клетку, заставленную зеркалами, в которых днем и ночью отражался его собственный неприглядный облик. А люди, которые общались с ним сквозь решетку, подталкивая и поощряя его, служили ему как бы духовной пищей.

Многое из этого Хариссон, возможно, понял по-своему. Когда-то давно в Шотландии он воспринимал колкие нападки Стюарта без раздражения и ответных выпадов: он в своем роде был столь же ограничен, как и лучник Стюарт, и стрелы последнего просто не попадали в цель. И еще из тщеславия Хариссон время от времени с наслаждением использовал свои чары. Возвратиться к Хариссону значило для Стюарта взойти на родное, поросшее мхом плоскогорье после утомительного перехода через предательские гнилые топи.

Закончив переговоры с Уорвиком, Хариссон должен был послать за лучником. Вызов пришел, но встречу назначили не в доме Хариссона, а в Чипсайде.

Полный твердой решимости, обуреваемый жаждой действий, Стюарт надвинул берет на длинное, костлявое лицо и отправился в путь.

Сразу же за высоким крестом Чипсайда рядом с роскошными фронтонами ювелирных рядов, на яркой резьбе, расписных балконах, позолоченных статуях которых весело играло солнце, находился дом, указанный Хариссоном. В Чипсайде яблоку было негде упасть. Сверкающие водостоки, шпили церквей, постоялые дворы, хлопотливые зазывалы, суетливая толчея мужчин и женщин, веселых, шумных, нарядно одетых, — все это радовало глаз Стюарта, как хорошая примета, обещающая беззаботную, праздную жизнь в будущем. У ворот он спешился, подбежал мальчик и взял лошадь, а его тотчас же провели в залитую солнцем выходящую в сад гостиную, где ждал Брайс Хариссон.

Волнение, ожидание или удовольствие никогда не отражались на этом умном зрелом лице. Он был одет обыкновенно, чрезвычайно тщательно: холст обшит тесьмой, из-под него видны манжеты — узкие полоски кружев над маленькими руками. Голову покрывала темная круглая шляпа, волосы тщательно причесаны, впалые щеки и тонкий нос слегка блестят.

Он олицетворял собой успех, дружеское участие, приятное волнение и отдохновение от кирпичных заводов Ислингтона. Стюарт усмехнулся, его кадык беспорядочно задвигался — и тут он увидел, что Брайс не один. Рядом с ним в черно-алом одеянии, с золотой цепью, атрибутом должности, стоял шериф Лондонского Сити с приставом и секретарем.

«Боже, — подумал лучник и помедлил, пытаясь скрыть свою радость. — Боже, Уорвик с нами. Он прислал шерифа заняться этим делом. Затем появятся мэр, олдермен 6) и главный судья города. Но, естественно, он не станет рисковать, открыто вовлекая муниципалитет. Шериф, конечно, всего лишь посредник. А какой хороший дом», — думал Робин Стюарт, кидая оценивающий взгляд. У двери стояли еще двое.

— Вот этот человек, — сказал Брайс тихим ровным голосом, не отвечая на его улыбку. Стюарт оглянулся, но больше никто не вошел в комнату. В следующее мгновение шериф, мужчина плотного телосложения, развернул бумагу и, слегка оттопырив нижнюю губу, прочитал: