Игра и мука

Подмосковье. Забор из ракушечника. Маленький провинциальный театр. На сцене моя Саша играет большую роль, а режиссер говорит – смотрите, какая она талантливая. А я не понимаю, как же «Школа драматического искусства», где она должна быть на работе? И Саша объясняет, что давно уже играет в этом театре. Появляется группа музыкантов, с ними наш балетмейстер Света Кузянина и Женя Гришковец. Музыканты очень хорошо играют. А Гришковец в стиле своих моноспектаклей рассказывает о них, о том, как несправедливо с ними обходятся в России, а вот в Америке они были бы миллионерами. И Кузянина предлагает – давайте купим у них какую-то музыкальную фразу!

Гришковец соглашается: «Отличная идея, я буду все спектакли оформлять этой фразой». И Женя отсчитывает им огромные деньги. Опять все идут за едой, как и те одесситы, которые помогали мне во время аварии. Покупают колбасу, что-то еще. Но есть не дают. Ощущаю голод и сильную жажду. Кто-то пьет холодное вишневое пиво… А музыка звучит, и Гришковец снова восклицает: «Вы понимаете, какая это великая музыка?»

Эти видения предельно реалистичны. И самое неприятное, что почти во всех сюжетах присутствовали не только реальные, хорошо известные мне люди, но и какие-то морды, рыла, похожие на брейгелевских персонажей. Когда на девятый день я стал приходить в себя и уже видел реальных Сашу, Олю, врачей, морды и рыла не исчезли. Они еще долгое время не отпускали меня, проникнув в реальность из бреда. На 11 день я осознал, что лежу в палате.

Саша спросила:

– Папа, кто я?

Мучительно задумался и сказал:

– Саша.

В первый раз ее узнал.

– А у тебя есть еще дети?

– Не помню.

Она стала задавать вопросы, но я не мог на них ответить.

– Ты хочешь чего-нибудь?

И тут я заявил:

– Пива. Холодного.

– Папа, ты бредишь? Ты понимаешь, где ты?

– Понимаю. Хочу холодного пива.

Саша привела русскоязычного медбрата, повторила при нем вопрос. Я повторил ответ. И услышал:

– В чем проблема? Спустись на первый этаж и купи папе холодное пиво. Если он хочет, пусть выпьет.

Я снова вырубился, но очнулся все с тем же желанием выпить холодного пива. Вообще-то пиво не мой напиток – я его пью крайне редко. Но тут желание было вполне определенным – как у Чубайса из моих галлюцинаций.

– Не принесла пиво?

– Принесла.

Я отпил несколько глотков. Потом Саша рассказывала, что медбрат спросил ее:

– Что, папа крепко выпивает?

– Да нет…

– Да ладно, выпивает, конечно… Первое, что попросил после многодневной комы – пива…

Так я приобрел в больнице репутацию алкоголика.

И еще я твердо знал: нахожусь в Подмосковье. И операцию мне сделали бандиты, которые вырезали жизненно важные органы. Более того, подозревал в причастности к этому преступлению свою сестру Олю – не зря ведь она шутила по-французски.

Спрашиваю медбрата Яшу:

– Кто делал операцию?

– Доктор Грайф.

– Не верю! Давайте заключим пари!

– Давайте. Своей Саше поверите?

– Саше поверю.

Яша приводит мою дочь.

Яша:

– Ну, что, Йосиф, заключаем пари?

Я:

– Да. Саша, скажи честно, кто делал операцию?

Саша:

– Доктор Грайф, папа. Ты мне веришь?

Я:

– Да… Бандиты. Бандиты. Делали операцию.

Яша:

– Они, может, и бандиты, но зовут их Доктор Грайф и доктор Моерер! Так что, я выиграл!

А я, тем не менее, ясно видел эту странную бандитскую больницу с огромным количеством переходов, лестниц, висячих садов, водоемов. Мелькали знакомые лица. Вот узнал Илью Моерера и его ассистентку Алену. Удивился и спросил:

– Что вы здесь делаете, как сюда попали?

Он ответил вопросом на вопрос:

– А где вы находитесь?

– В больнице.

– Так значит, все нормально?

– Что же тут нормального? Почему вы здесь? В Россию прилетели?

– Мы в Тель-Авиве.

– Хватит врать. Кто делал операцию?

– Доктор Грайф.

– Вы обманываете. Не верю!

– Давайте позовем медсестру. Она подтвердит, что мы в Израиле!

– Ах, вы тоже с ними? Так и думал, что вы с этими бандитами заодно!

Я кричал, что мы всех посадим! Требовал, чтобы Оля позвонила какому-то министру. Это продолжалось еще несколько дней после выхода из комы. Окончательно я пришел в себя только через две недели после операции.

Но оказалось, что больничные приключения мои отнюдь не закончились.

Шов никак не заживал. Боль не проходила, но казалось, что так должно быть. Израильская медицина настаивает на скорейшем выходе пациента из состояния неподвижности. Поэтому, как только я выбрался из комы, мне было велено гулять – сначала на ходунках по коридору, потом на коляске вокруг больницы, и, наконец, своими ногами. Буквально накануне отлета в Москву пошел в кафе, выпил пива, съел мороженое. Почувствовал, что боль усилилась, вскоре став нестерпимой, несмотря на обезболивание. Еле дотащился до палаты. Было около 11 вечера. Решил все-таки пожаловаться медсестре.

Она осмотрела шов и побледнела:

– Только не пугайтесь. Но у вас кишки наружу.

Я ей как-то сразу поверил, хотя, к счастью, сам увидеть свои кишки не мог из-за фиксирующей перевязки, лишавшей мое тело подвижности.