Пока Белецкий изучал обстановку, из подъезда вышли двое. Кажется, одним из них и являлся тот самый Мишель Ронг – Ярослав понял это по своеобразному разрезу глаз. Второго мужчину он не знал, но его странное поведение бросалось в глаза: незнакомец оглядывался, словно ему на голову вот-вот должен был упасть кирпич. Тёмные, сведённые вместе брови надвигались на такие же чёрные глаза. Волосы были острижены коротко, лицо гладко выбрито, но опытный Белецкий обратил внимание на то, что нижняя часть лица белая, а верхняя имеет загар, словно ещё недавно человек носил бороду и усы. Когда они проходили мимо, пришлось отвернуться и уткнуться в телефон, прикуривая очередную сигарету, чтобы не вызвать подозрений.
Мужчина, что шёл рядом с Ронгом, шарахнулся от Ярослава, когда сработала турбина зажигалки. Но Ронг потянул незнакомца за рукав явно короткой ему куртки и отворил дверцу ярко-красного автомобиля. Мужчина сел, но с какой-то опаской, словно боялся транспорта. Складывалось впечатление, что он или душевнобольной, или же никогда не ездил на машине.
Ярослав даже забыл, зачем сюда приехал. Он лишь проводил взглядом выезжающую со двора машину, а потом прошёл к своей иномарке. Сел за руль, желая проследить за Ронгом, но его отвлёк очередной звонок из управления. Пока он договорил, то понял, что упустил их.
От злости майор ударил кулаком по рулю. Машина просигналила, и Белецкий выругался.
Урсулийский фрегат отнесло довольно далеко на восток, прямо в открытое море, да ещё здорово потрепало во время злополучного шторма. Они потеряли из вида корабль Лиоса ещё ночью, когда бушующая стихия поглотила своей пастью последний отблеск бортовых огней пиратского судна. И вокруг наступила непроглядная мгла, в которой периодически проносились порывы ветра и хлестали тяжёлые капли косого дождя. К юго-западу буря разошлась сильнее, до фрегата добрались лишь отголоски. Вымокшие и продрогшие моряки ползали по мачтам и реям с самого рассвета, чтобы натянуть паруса и вернуться на судоходный путь.
Никто из команды толком не знал местности, ведь эта акватория уже давно не принадлежала Урсулу. Но карты, приобретённые ими на О-Фриле, весьма пригодились.
Направляясь в сторону заветного места, о котором Стайген вспоминал пару дней назад, он и представить себе не мог, какую шутку решила сыграть с ним судьба на сей раз. Он даже не думал, что может повстречать здесь того, кого надеялся увидеть в абсолютно ином месте, да и не так скоро.
Он уже думал, что зря ввязался в эту авантюру, подчиняясь зову сердца, но не разума, когда один из моряков прокричал, что справа по борту обнаружен неизвестный корабль. Вскоре фрегат уже менял направление, паруса разворачивались по ветру, а большая часть людей высыпала на палубу, снова включившись в работу.
На всякий случай ан Эрикс отдал приказ зарядить пушки, но пока никакой опасности не предвиделось. Стайген прищурился, рассматривая незнакомый корабль, а дыхание вдруг перехватило, словно в нём действительно было что-то особенное.
Люди на втором судне радостно кричали, и Стайген пока не понимал в чём дело. Кто-то из урсулийцев навёл на боевой фрегат подзорную трубу.
– Это мне снится, или там действительно Кайон? – вскричал моряк, а потом вновь приставил оптический прибор к глазу: – Это точно он!
– Значит, уже переметнулся к пиратам, – заключил другой урсулиец из команды.
– Кажется, они сели на банку. Что будем делать, милорд? – повернулся к Стайгену капитан.
– Идём к ним!
– Впереди скалы, а скоро стемнеет. Это слишком опасно!
– Значит, проверяйте глубину каждые сто ярдов. Бросим якорь чуть поодаль. Им наверняка нужна помощь. Пойдём к ним на лодке.
– Ох, не нравится мне всё это, – пробормотал один из урсулийских моряков.
Риан Райн, знавший лично Кайона, хмыкнул в ответ.
– Отправьте меня, Ваше Величество. Я сам поговорю с ними.
Стайген смерил молодого военного хмурым взглядом.
– Лучше бы ты остался здесь. Но почему-то думаю, что ты справишься. Спускайте лодку. Мне нужно отправиться туда самому.
– Нет, милорд! Не королевское это дело, – отшутился Риан Райн, на что получил холодный взгляд в ответ. – Я сам разберусь. Тем более, Кайон – если он действительно там – должен меня помнить.
Когда луч упал на стену пещеры, Корнел рванул туда, опасаясь, что солнце может быстро перейти дальше. Слушая монолог Мейера, он вдруг вспомнил, что хотел найти в этой пещере: дело было даже не в золоте и не в камнях, которые они увидели на поляне. Надписи! Послание тех, кто остался в этом плену и, возможно, погиб здесь.
Кривые, выцарапанные в камне строки действительно предстали перед его глазами, когда солнце осветило надписи. Многие стёртые веками, бледные. А поверх них знакомый почерк, при виде которого у Корнела тревожно застучало сердце.
Корнел читал вслух, боясь упустить даже слово, желая запомнить всё, что здесь написано. Он вдруг увидел цифры. Это было какое-то послание, и оно нумеровалось – отсчитывалось днями, проведёнными в пещере несчастным узником.
Мейер прислонился к стене и слушал, что читал Корнел.