Игорь Святославич

— При дурном муже и жена на дурное падкая делается, — туманно ответила Манефа.

Недолго она погостила у Игоря, поехала в Трубчевск к младшему сыну.

Едва припорошило землю первым снегом, в Путивль пожаловала Агафья.

Ефросинья была ей рада. Агафья хоть и была на восемь лет старше, но понимала Ефросинью как никто другой и общалась с ней как с лучшей подругой. Две княгини все дни проводили вместе. Лишь изредка Агафье удавалось побыть наедине с Игорем.

В один из таких редких случаев, когда Ефросинья удалилась, чтобы покормить грудью малыша Святослава, Агафья вдруг обняла сзади сидевшего за столом Игоря.

— Что же ты не приголубишь меня, свет мой, — зашептала на ухо. — Ужели подурнела я настолько, что тебе и поцеловать-то меня противно?

Игорь попытался отстраниться:

— Ну, ну, не балуй! Ненароком войдет кто, что о нас подумают?

— А мы за печь схоронимся, — еще жарче прошептала Агафья. — Истомилась я по тебе, сокол мой!

И она потянула Игоря за руку.

Игорь, изумленный своей слабостью, поддался…

Ефросинья после третьих родов неимоверно раздалась в плечах и бедрах, стала какая-то тяжеловесная и неповоротливая. И хотя ее лицо по-прежнему дышало свежестью и юной красотой, Игорь больше не чувствовал былой приязни к жене, не находил прелести в ее телесной наготе. Вдобавок Ефросинья все время с утра и до вечера была занята новорожденным, почти не уделяя супругу внимания и ласки. Она даже спала теперь отдельно от Игоря, рядом с колыбелью Святослава.

Агафья же в свои тридцать лет не страдала излишней полнотой, все линии ее тела были округлы и приятны для мужского глаза. Телесная гибкость сочеталась в ней с женственностью, которая так и сквозила в каждом повороте плеч, движениях рук, наклоне головы… Уста, на первый взгляд невзрачные, преображались в улыбке, а колдовские зеленые глаза могли заворожить кого угодно.

То ли на Игоря вдруг нахлынули воспоминания юности, то ли столь сильно на него подействовали призывные ласки Агафьи. Отбросив колебания, он увлек ее за печь и заключил в объятия. Долгий страстный поцелуй и вовсе распалил обоих. Желая большего, Игорь принялся задирать на Агафье сарафан, но шаги за дверью остановили его.

— Ступай в теремную часовню, — шепнул Игорь…

Ефросинья, накормив сына и укачав его, стала разыскивать подругу, но той нигде не было.

Наконец челядинцы сказали Ефросинье, что Игорь отправился на верховую прогулку и взял Агафью с собой.

…Игорь и Агафья не спеша ехали по заснеженной дороге. Под Игорем был гнедой жеребец, под Агафьей белая лошадь.

Агафья, надев штаны, какие носят половчанки, и короткий половецкий кожух, сидела на лошади по-мужски. На ней была отороченная горностаем шапочка и белые варежки.

Дорога уводила к синевшему впереди лесу.

Позади на заснеженной равнине темнели бревенчатые стены и башни Путивля, вознесенные на валах. Над стенами маячили вдалеке на фоне голубых небес маковки церквей с крестами.

Игорь, удерживая рвущегося в галоп коня, поглядывал на Агафью с игривой улыбкой.

— Сколь горяча и необузданна была ты в часовне, Агафьюшка, — молвил он. — Будто все жизненные соки пробудила во мне. Красою телесною не сравнятся с тобой даже греческие богини из языческих времен, а своею неутомимостью ты превзойдешь любую смертную женщину. Дай я тебя поцелую, ненаглядная моя!

Игорь наклонился к Агафье, которая с готовностью подставила ему свои розовые уста.

Признания Игоря наполняли Агафью упоительной радостью и сладостной истомой.

Разгоряченная поцелуем, она не осталась в долгу.

— Ты тоже был хорош, мой милый, — промолвила, не пряча счастливых глаз. — Надеюсь, мои стоны не прогневили Бога, ведь то были стоны блаженства. С твоим… — тут Агафья употребила непристойное словечко, — я бы вовек не расставалась!

У Игоря, польщенного такой похвалой, вспыхнули щеки.

Так, возбуждая друг друга взаимными похвалами, они доехали до леса.

Величавые сосны заслонили своими вечнозелеными ветвями голубое небо у них над головой. В сосновом бору снега было меньше, чем на равнине. И звуки здесь казались более явственными.

Игорь и Агафья, не сговариваясь, понизили голоса.

Свернув с дороги, они долго ехали напрямик через лес, пока не выбрались на опушку. Перед ними расстилалась заснеженная луговина, посреди которой возвышался стог сена. За березняком в низине слышался лай собак, видимо, там была деревня.

Игорь и Агафья спешились возле стога. Их мысли были заняты друг другом, они были одержимы одним-единственным желанием.

Зарывшись в душистое сено с головой, любовники не заметили, как померк короткий ноябрьский день. Стало холоднее.

Прежде чем снова сесть верхом, они тщательно оглядели друг друга со всех сторон, стряхивая с одежды приставшие былинки сухой травы.

На обратном пути Игорь заговорил об Олеге:

— Правда ли, что он в поход на половцев собирается?

— Правда, — ответила Агафья. И тут же спросила: — Это ты ему сказал, будто Изольду половцы убили?

Игорь кивнул.

— Ничего другого мне не оставалось, — вздохнул он, — надо же было как-то угомонить Олега.

— А на самом деле она жива? — Агафья пытливо взглянула на Игоря.