Игорь Святославич

— Дед твой не просто половцев на помощь позвал, но своих родственников, — промолвила она. — Женат он был на половчанке. Что ты глядишь на меня удивленными глазами, сынок? И отец твой первым браком на половчанке женат был. И у Юрия Долгорукого жена была половчанка. Это стало в обычае у русских князей на ханских дочерях жениться.

После всего услышанного Игорь пребывал в легкой растерянности.

Oн-то думал, что Ольговичи только с Мономашичами враждуют, а у них, оказывается, и со своими родственниками Давыдовичами свары были, и какие свары! Из Давыдовичей никого уже не осталось до мужской линии, последний из них во Вщиже помер в прошлом году. А ежели были бы у Изяслава Давыдовича, Игорева деда, сыновья столь же ратные по духу, как их родитель, то владели бы они сейчас не только Черниговом, но и Киевом!

Взять хотя бы мать Игореву. По твердости духа никакому мужчине не уступит. Не раз Игорь слышал сожаление из материнских уст, что не дал ей Бог родиться мужчиной. Мол, приходится ей из своего женского сарафана взирать на мужскую немощь и скудоумие!

Дедом своим Изяславом Давыдовичем Игорь невольно восхищался после рассказа матери. И впрямь, рассуждал Игорь наедине с самим собой, лучше пренебречь старинным обычаем и доблестью добыть себе высокий стол княжеский, чем ждать милостей от дядей своих.

Вечером перед сном Игорь достал из ларца берестяную грамотку, привезенную ему зимой из Киева воеводой Бренком. То было очередное послание Вышеслава своему другу.

Развернув берестяной лоскут, Игорь еще раз прочитал изречение некоего Вергилия, приведенное Вышеславом в конце письма: «Счастье помогает смелым».

«Верно подметил этот Вергилий, — подумал Игорь, — и пример моего деда Изяслава Давыдовича тому подтверждение».

Глава пятая. Ефросинья

Продолжая тайно встречаться с Агафьей, Игорь и не заметил, как влюбился в нее столь сильно, что это порой пугало его пылкую любовницу. Агафья трепетала при мысли, что будет, если мать Игоря или Олег поймают один из тех взглядов, какими Игорь иной раз пожирал ее, либо углядят излишне смелое прикосновение к ней его руки.

Агафья сама страдала, деля ложе с нелюбимым мужем. Сердце тянулось к Игорю, который в свои семнадцать лет нисколько не уступал Олегу ни ростом, ни статью. Страдания ее усугублялись еще и тем, что неминуемо приближалась та пора, когда Игорь должен был пойти под венец с юной дочерью Ярослава Осмомысла. Уже приезжали из Галича доверенные бояре отца Ефросиньи, подтвердившие готовность галицкого князя выдать дочь за Игоря.

В тот год скончался великий князь Ростислав Мстиславич по пути из Новгорода в Киев. В Южной Руси назревала новая распря из-за того, кому сидеть на столе киевском, а значит, и старшинство держать. Сыновья почившего в бозе Ростислава стояли за дядю своего Владимира, последнего из сыновей Мстислава Великого. Киевляне желали видеть на столе киевском Мстислава Изяславича, двоюродного брата Ростиславичей, памятуя об отце его храбром Изяславе, сопернике Юрия Долгорукого.

Ольговичи собирались выторговать Киев себе: чем их род хуже Мономашичей?! Последние и так столы держат в Переяславле, Владимире, Смоленске и в Залесской Руси.

Уезжая на похороны тестя в Киев, Олег при прощании сказал воеводам:

— Дружину держите наготове. Чаю, ежели не столкуются братья мои двоюродные с Мономашичами, быть большой войне.

Вместе с Олегом отправился боярин Георгий, как советник его. А заодно и как соглядатай Манефы: уж она-то за всеми княжескими сварами следила зорко.

Отъезд Олега для двух влюбленных сердец был как бальзам на рану. Благо Агафья в это лето жила в Ольжичах, княжеском сельце неподалеку от Новгорода-Северского. Игорь наведывался в Ольжичи каждый день, часто и ночевал там. Для отвода глаз ходил рыбачить с местными парнями на Черное озеро.

Вернувшийся из Киева Олег привез утешительные вести: Мономашичи договорились с Ольговичами благодаря посредничеству, Ярослава Осмомысла, сын которого был женат на Болеславе, дочери Святослава Всеволодовича. В Киеве сел племянник умершего Ростислава Мстиславича, Мстислав Изяславич, до этого княживший во Владимире-Волынском.

Дабы примирить меж собой всех князей, Мстислав Изяславич предложил пойти совместным походом на половцев, всю степь пройти и разорить кочевья поганых!

Ростиславичи и родные братья Мстислава Изяславича живо откликнулись. Одобрил этот замысел и Ярослав Осмомысл. Согласился идти на поганых и Владимир, дядя Мстислава. Даже половецкий князь, забыв на время неприязнь к Мономашичам, выразил готовность привести свою дружину в общерусское войско.

Пришлось и Ольговичам, дабы не выглядеть белыми воронами, согласиться с затеей нового киевского князя.

Поход назначили на середину июня, сбор полков — под Переяславлем.