– Стыдно должно быть не мне, а тем, кто сконструировал негодный передвижной столик! – Увидев, что Игорь Саввович поднимается, чтобы принести из коридора передвижной столик, Валентинов буквально завопил: – Эта так называемая каталка опасна! В прошлом году я ею прищемил палец, да так, что три дня не мог писать… Ради бога, будьте осторожны, Игорь Саввович! Будьте осторожны!
Сколько раз Игорь Саввович гостил у главного инженера, столько раз повторялась сцена с передвижным столиком и столько раз Игорь Саввович переживал сладкое чувство нежной любви к бабушке – такой молодой, ясноглазой, улыбчивой в свои восемьдесят три года.
– Угощайтесь, Игорь Саввович! Прошу тебя, Сережа, непременно положить салфетку на колени… Знаете, Игорь Саввович, мой великовозрастный сын коллекционирует сальные пятна. В химчистке говорят: «Такие не выводим!» – Бабушка разъярилась. – Ходить с сальными пятнами? Фи! Интересно, что говорят об этом в твоем институте?
– Я работаю в тресте, мама!
– Я не могу произносить слово «трэст». Это черт знает что такое!
И это было знакомым, ритуальным, очень смешным, потому что Надежда Георгиевна «трест» произносила через «э», презрительно и брезгливо, и при этом делала руками такое движение, какое делает чистюля-кошка, коснувшись грязной лужи.
– Я покидаю вас! – Бабушка улыбнулась. – Сергей, не забудь о салфетке.
– Мне только кофе, – сказал Игорь Саввович, исподлобья наблюдая за Валентиновым, который по-прежнему не знал, о чем говорить, когда вопрос об «угасании» заместителя был исчерпан.
– Я тоже кофе! – сказал Валентинов. – Знаете, если бы не было кофе, жизнь стала бы значительно преснее…
– Совершенно с вами согласен, Сергей Сергеевич! – светским тоном ответил Игорь Саввович. – Совершенно согласен!
Болело и постанывало все: грудь, височные доли головы, ноги и руки. Страх перед неизвестностью был таким яростным, что уже представлялся чужим, придуманным, как бы отдельным от самого Игоря Саввовича. Казалось, в кресле сидит сам Гольцов, а за креслом, за спиной, стоит он – страх.
– Кофе действительно хорошо! – рассеянно заметил Валентинов. – Кофе – это, знаете ли… Ого!
Эх, если бы не эта непонятная и страшная болезнь, не эти страхи, с которыми приходилось бороться ежесекундно, Игорь Саввович сегодня непременно добрался бы до истины, то есть решил вопрос, какого рожна надо от него главному инженеру Валентинову. Только ли этнографический интерес одного поколения к другому, только ли странность и непонятность самого Игоря Саввовича влечет его, или что-то другое, более важное? Правда, в тресте поговаривали, что после ухода на пенсию Валентинова главным инженером станет Игорь Саввович Гольцов, и поэтому можно было предположить, что Валентинов изучает преемника, чтобы уверенно и безошибочно отдать свое дело в надежные руки. Если все обстояло именно так, то Игорь Саввович мог тут же сказать: «Плевал я на ваше дурацкое кресло! Извольте пойти ко всем чертям, товарищ Валентинов!»
– Игорь Саввович, – собравшись с духом, сказал Валентинов, – я так мало знаю о вас, что, ей-богу, испытываю неловкость и порой растерянность. Это вы уже, наверное, успели заметить.
Игорь Саввович удивленно воскликнул:
– Что вы, что вы, Сергей Сергеевич! Ни один человек в мире не может представить вас хоть чуточку растерянным! – Он ухмыльнулся. – А что касается меня то я родился и воспитывался в привилегированной семье, ботиночное мое детство было легким, юность – светской. Я никогда не делал роковых ошибок и не стоял перед трагическим выбором. Меня можно демонстрировать как яркое свидетельство глобального благополучия. Честное слово!
Игорь Саввович злился, задирался, а Валентинов сидел неподвижно, в глазах появилась та грустная и мягкая вопросительность, которая была знакома и по «трестовскому» Валентинову. Идет какое-нибудь очередное шумное совещание, разгораются мелкие самолюбивые страсти, от кого-то уже летят перья, из кого-то сочится алая кровь, как вдруг главный инженер словно бы исчезает – с затуманенной, грустной и мягкой вопросительной улыбкой всматривается в самого себя, точно интересуется: «А что находится внутри пожилого человека, которого называют Валентиновым?»
– Мне трудно это объяснить, – по-прежнему не замечая состояния Игоря Саввовича и почти не слыша его, сказал Валентинов, – мне это трудно объяснить, но я часто и подолгу думаю о вас… – Он смущенно улыбнулся. – Вот я снова возвращаюсь на стези своя, хотя вы, признаться, все время меня обезоруживаете.
Валентинов отпил крохотный глоток кофе из крохотной чашки.
– Вы можете подумать, Игорь Саввович, что вы интересуете меня лишь как возможный преемник. Нет! Все много сложнее, а может быть, до смешного проще, как это часто случается с большой или кажущейся большой сложностью.
В саду, в том окне, стекло которого скребла ветка, теперь отчаянно разорялся скворец. К нему и прислушивался главный инженер Валентинов.