Решая этот вопрос, мы провели многие дни в непрестанной молитве и размышлениях, но ни к чему не пришли. Духовно рассуждая, лучше ли всем удалиться в пустыню и оставаться там тридцать или сорок дней, предаваясь богомыслию, посту и покаянию, чтобы Господь удовлетворил наши желания и внедрил в наши умы решение этого вопроса? Или же трое или четверо из нас, во имя всех, должны с той же целью удалиться в пустыню? Или же, если никто не должен уходить в пустынное место, можем ли мы, оставаясь в Риме отвести половину дня исключительно нашему делу, чтобы с большим удобством и более глубоко предаваться богомыслию, размышлению и молитве, а остаток дня посвятить нашим обычным служениям – проповедям и исповедям?
Мы решили остаться в Риме. Во-первых, мы желали избежать толков и соблазнов в городе, среди людей, которые бы рассудили и подумали легковесно, что мы сбежали, или что мы затеяли нечто новое, или что у нас ни твердости, ни постоянства в нашем деле. Во-вторых, мы не желали подвергать риску, в случае нашего отсутствия, то, что на наших глазах начало приносить преизобильный плод в исповедях, проповедях и прочих духовных служениях, плод столь изобильный, что, будь нас вчетверо больше, и то мы не смогли бы, как, впрочем, и теперь, удовлетворить нуждам всех.
Вторая возможность, которую мы начали обсуждать, чтобы найти путь к решению проблемы единоначалия, заключалась в обращенном ко всем и каждому предложении внутренне подготовиться тройным способом.
Во-первых, каждый будет готовиться, то есть отдаваться молитве, покаянию и богомыслию, и постарается обрести мир и радость во Святом Духе «во всем, что касается послушания, усиливаясь сделать все от него зависящее, чтобы более устремиться не к начальствованию, а к послушанию, при условии, что при этом будет воздаваться равная слава Богу и равное восхваление Его Величия.
Во-вторых, ни один из членов братства не будет говорить об этом с другими и ни у кого не будет узнавать о причинах выбора. Таким образом, позиция каждого не будет определяться убеждением другого. Каждый будет искать лишь того, что откроется ему в молитве и богомыслии как духовно наиболее подходящее.
В третьих, каждый будет смотреть на себя как на внешнего по отношению к нашему братству и не притязающего когда-либо быть принятым в него. Таким образом, и благодаря этому он, безусловно, не будет под влиянием своих чувств мыслить и рассуждать скорее так, а не иначе. Будучи как бы внешним, он в полной свободе выскажет свое мнение. Он подтвердит и утвердит на основе собственного суждения то, что, по его мнению, послужит вящей славе Божьей и более надежно сохранит братство.
Мы собрались, готовые изложить всевозможные возражения и доводы претив послушания одному, которые каждый из нас в частном порядке нашел благодаря размышлению, богомыслию и молитве. По очереди каждый изложил то, что ему открылось. Один, например, сказал: создается впечатление, что слово «подвижничество» или «послушание» получает в народе христиан не тот приме, какой оно заслуживает, – по нашей вине и в силу наших грехов. Другой же сказал: если мы желаем жить в послушании, тогда, возможно, Верховный Понтифик принудит нас жить по-иному, уже существующего и утвержденному уставу. И тогда, из-за того, что мы не получили возможности и поприща трудиться ради спасения души, единственной цели, к какой мы стремимся после заботы о нашем собственном спасении, все наши желания окажутся тщетными, желания, которые, как нас кажется, были благословлены Господом Богом. Третий же сказал: если мы начнем послушаться и подчиняться кому-либо, тогда меньшее число людей войдет в наше братство для истовой работы на ниве Господней. Истинных работников мало, а жатва весьма обильна, и многие, по слабости и нестойкости человеческой, ищут здесь «своего, а не того, что угодно Иисусу Христу». И четвертый, и пятый и другие многие высказались, перечисляя возражения против послушания одному.