Надо заметить, что Ганя даже не понял, что «молодой человек» – это обращение к нему. Я заволновалась, вышла на авансцену и стала объяснять разгоряченному высоким искусством музыканту, что мальчик особенный, немного аутист, и ему лучше играть, чем выяснять отношения. Органист понимающе кивал. Он знает таких детей, он сам работает по некоторым специальным методикам. А мальчик у вас в музыкальном плане ничего особенного. Можно, конечно, попробовать, но сначала надо учить теорию, сольфеджио – я заметил, он у вас элементарно неграмотный.
Они подошли к органу, Ганя радостно уселся за инструмент, педагог настроил ему орган выдвигая вперед всякие рычажки. Игнат попытался что-то играть, а органист снова переключился на меня и Диниса, рассказывая нам о важности теории. Игнат в это время, увлекшись, начал играть ногами песенку крокодила Гены.
Органист остановил поток своей важной речи.
– Ой, – сказал он прислушавшись, – это он сам подобрал? Ну может, он и не лишен способностей… – задумчиво проговорил он.
Я, честно говоря, устала дышать винными парами и хотела уже побыстрее уйти. Метод крика и внушений никогда не действовал на нашего Игната. А педагог все говорил, что сейчас возможности заниматься на органе у него нет, но по теории он с удовольствием подтянет нашего мальчика. Дайте свой e-mail, я пришлю вам хороший учебник. Два раза в неделю я буду приезжать к вам домой… Мы распрощались, с трудом вытащили из-за инструмента Игната, который уже вовсю шуровал и ногами, и руками, и ушли, посмеиваясь. Приключение все же удалось. Ганя был очень доволен, что получилось наконец опробовать обещанный так давно орган. А органист этот еще несколько раз звонил Динису и настаивал на занятиях сольфеджио.
В сентябре мы вернулись на Мальту, надеясь, что на этот раз с органом что-нибудь получится. Нашли молоденькую преподавательницу, у которой был свой инструмент в оборудованном для занятий гараже, и начали ездить к ней, по полтора часа в один край. Но она оказалась слишком квелой для Игната, он начал кочевряжиться, говорить, что устают ноги… с нашей Анной было трудно сравниться. И орган нам пришлось забросить.
Фортепианные занятия мы, конечно, продолжали. Но мечта об органе осталась. Тем более, что Игнат всей душой полюбил Баха. Стал с энтузиазмом разучивать чуть ли не весь его Клавир… Нашим любимым исполнителем стал Гленн Гульд – говорят, у него тоже был аутизм. Мы рассматривали ролики с ним в ютубе и слушали, как он мычит, исполняя Моцарта.
На Мальте как раз случился фестиваль органной музыки, и мы ходили на концерты. Один органист из Амстердама просто потряс своей неожиданной легкостью исполнения. Перебирая руками и ногами, он будто танцевал за инструментом. И такого органа я никогда не слышала. Российские исполнители звучат традиционно, грузно и внушительно, – а тут мы все взлетели и понеслись в танце. Вот бы Гане такого учителя! В программе был мастер-класс амстердамца, и мы, конечно, прибежали туда. В большой церкви в Валлетте забрались под потолок на место органиста, поговорили с мастером. Игнат сыграл Баха, органист что-то показал ему в своей манере. Это же менуэт – танец! Легче! Игнат, словив настроение, тут же принялся исполнять песенку разбойников из мультфильма «Бременские музыканты», в храме это звучало особенно впечатляюще.
Было понятно, что музыка – это прекрасная карьера для нашего мальчика. И мы не на шутку задумались о том, как вывести эти занятия на более официальный уровень. Нужна была музыкальная школа за плечами, чтобы потом поступать куда-то в институт. На Мальте такого не было.
Анна показала Игната, сделавшего за год большие успехи, своим консерваторским друзьям из Мадрида, заехавшим на нашу маленькую Мальту поучаствовать в жюри какого-то конкурса. Им он понравился, и все согласились, что надо-надо двигаться вперед и искать лучшее музыкальное образование для Игната, потому что он этого достоин. Потому что он особенный, теперь в хорошем смысле этого слова.
Папа
Ругань и Полиграф Полиграфович
Жизнь аутиста, а заодно и всех, кто его окружает, полна ритуалов и правил. Хорошо, когда они относительно безобидные, как воображаемые крокодилы, но случается, что мальчику вступит в голову идея, от которой все слетают с катушек. Например, Игнат отчего-то невзлюбил улицу, которая ведет к морю по прямой, и идти по ней с ним вместе – мучение. Он убегает далеко вперед или бормочет под нос ругательства, или с силой топчет тротуар ногами, или идет невозможной вихляющейся походкой – в общем, просто пройти две минуты по прямой без выкрутасов шансов никаких, а идти в обход не всегда есть время, да и вообще, какого, собственно, черта?
Кстати, о ругательствах. Это отдельная песня. В прошлом году Игната подучили ругаться вредные одноклассники, и через некоторое время я получил вот такое письмецо из школы: