Игнашка и Верлиока

Герман осмотрелся, подсвечивая фонарём землю, чуть прошёл вперёд.

– Иди-ка сюда, – позвал он, – вот, знаешь, что за гриб?

– Мухомор, – обрадовался Игнашка, увидев красную в белых пятнах шляпку размером с тарелку.

Дед легонько стукнул своей палкой по ножке гриба, та согнулась, шляпка с хрустом отвалилась.

– Видишь? Ножка внутри полая, оттого и непрочно гриб стоит и шляпку свою плохо держит. Теперь сюда смотри, – старик указал палкой под маленькую ёлочку, опустил фонарь, подсвечивая стройный подосиновик с оранжевой, как апельсин, шляпкой.

– Это подосиновик, – со знанием дела заявил Игнашка.

– Да ты, я вижу, знаток, – похвалил дед, потрепав мальчика по волосам, а потом ударил по грибу палкой. Тот не пошатнулся. – Видишь, у этого гриба ножка цельная. Вот и нам, чтобы сильными стать, нужно внутри не пустоту иметь, как у мухомора. Чтобы внутренний стержень нас держал.

– А где его взять, дед Герман, – спросил Игнашка, вслед за стариком, подныривая под склонившийся над землёй чёрный ствол.

– Вырастить. Как этот самый гриб. Для начала научиться доводить начатое до конца. Вот ты из лодки вышел, а весло на землю бросил. Закончил дело? Нет.

У Игнашки загорелись уши. Он зажмурился раз, потом ещё.

«Как же так? Ну вот, невзлюбит дед Герман теперь».

Он оглянулся, а позади всё тьмой окутано, точно занавесом, и не видно, откуда пришёл. И тишь такая, что слышно, как ветерок на макушке волосы теребит. Ухнула сова откуда-то сверху, Игнашка чуть не подпрыгнул, заторопился догонять старика. Вскоре из-за пышных ёлок выглянул бревенчатый дом в два этажа с крыльцом. Когда Игнашка приблизился к крыльцу, занавеска на окошке первого этажа задёрнулась.

Старик распахнул перед Игнашкой дверь.

– Ну, входи, знакомиться будем.

Игнашка хотел спросить, с кем знакомиться, но это не понадобилось. Миновав тесные сени, он вошёл, повинуясь жесту Германа, в просторную комнату. Краем глаза успел заметить белую русскую печь, как в сказке, но внимание сразу же привлекла троица, что стояла посреди комнаты и с любопытством разглядывала Игнашку.

– Наш новый ученик Игнашка, прошу любить и жаловать, – сказал старик из-за плеча.

Впереди всех стоял смуглый мальчишка ростом Игнашке не выше подбородка, похожий на чёрного взъерошенного котёнка. Мальчишка сделал шаг навстречу, но его опередил самый высокий пацан лет тринадцати. Наверное, ему приходилось нагибаться, чтобы входить в дверь.

– Камыш, – сказал тот ломающимся голосом.

Игнашке сразу стало ясно, что его так прозвали за долговязую фигуру и копну волос цвета камыша.

– Семён Камышов, – продолжил парень. – Может, слыхал. И прадед, и дед, и отец у меня ведьмаки. И я скоро стану.

– Не, не слыхал, – ответил Игнашка.

– Пётр Зубов, – насупившись, сказал чёрненький мальчишка и протянул крохотную ладошку, однако руку пожал крепко.

– Да какой ещё Пётр? Петька Зуб и всё, – захохотал Камыш, а Пётр злобно стрельнул в его сторону чёрными блестящими глазами.

– Большой Мот, – сипло произнёс третий мальчишка. На фоне Камыша большим он казался разве что в ширину. Через кушак свесился обтянутый рубахой живот. – Матвей Большаков.

Игнашка протянул руку, и Большой Мот вяло её пожал.

На всех мальчишках были одинаковые серые рубашки без пуговиц, чёрные штаны и пёстрые кушаки. И никакой обуви.

– А теперь живо спать, сорванцы, – скомандовал из-за печи дед Герман. – До обеда валяться не рассчитывайте.

Мальчики попытались возмутиться, но старик на них цыкнул, и все поплелись к дальней стене.

Игнашка молча поднялся за ними по деревянной лестнице, ведущей к проёму в потолке, и очутился в менее просторной комнате без потолка. Стены заканчивались на уровне Игнашкиного роста и переходили в крышу. Вдоль стен стояли четыре деревянные кровати. Возле каждой – сундук размером с тумбочку.

– Твоё место, Игнашка, – сказал Камыш, указывая на ближайшую к лестнице кровать.

На сундуке возле кровати лежала серая рубашка, чёрные штаны и красный с пёстрым узором кушак.

Игнашка заметил, как трое новых друзей сняли кушаки и привязали к спинкам кроватей.

– Так надо, – сказал Большой Мот, увидев Игнашкино замешательство, – привязывай, если не хочешь, чтобы твоя душа ночью выбралась из тела и пошла творить злые дела.