Игнач крест

…Темник Бодончар поскакал по льду Тверцы к войску на другом ее берегу. Взять монастырь он давно поручил храбрецу Даритаю, к которому и направился в первую очередь. «Стареет баатур, — думал он, — торопится, хочет, видать, успеть выполнить наказ Чингиса и завоевать вселенную. Не жалеет людей, а из моих десяти тысяч чэригов осталось не больше восьми тысяч… Обо всем забыл старик, кроме войны. Не терпит роскоши и излишеств, не возит с собой ни жен, ни наложниц, да и в еде и питье воздержан. Единственная жена, которая его в походах сопровождает, — бамбуковая жена[104],— криво усмехнулся Бодончар, и его тонкие черные брови, прямые, как стрелы, удивленно изогнулись над щелками глаз с набухшими веками. — Видно, Субэдэя какой-то внутренний жар снедает. Да и рука ослабела». — И ноян невольно потрогал плечо, по которому пришелся удар плетью.

Пока Бодончар скакал к монастырю, тысячи огненных стрел с привязанной и подожженной паклей опустились на соломенные и покрытые дранью крыши посада. Ветер раздувал огонь, и пожар стал быстро шириться. Только каменная церковь Борисоглебского монастыря да окружающие его высокие стены из толстенных бревен не хотели загораться.

Храбрый воин джаун-у-ноян Даритай, за войском которого тянулись, громыхая, арбы и верблюды с вьюками, стоял все еще под закрытыми воротами монастыря. Толмач давно перевел приказ открыть их, но вместо ответа поднялась только многоцветная шелковая хоругвь с изображением двух всадников. Толмач объяснил, что это христианские святые мученики Борис и Глеб. Они были изображены рядом — один на белом, другой на саврасом конях — облаченными в бранные доспехи, с узорчатыми красными плащами поверх, с длинными и тонкими копьями, под железными остриями которых развевались красные флажки. Когда ветер колебал хоругвь, казалось, что братья скачут. Даритай посмотрел вверх, поддерживая на голове круглый приплюснутый железный шлем. Умный должен был бы понять это предупреждение. Даритай не был дураком, но гнев и привычка к безропотному повиновению врага омрачила его разум. Он помчался во главе своих нукеров к воротам и тут же упал бездыханным, со стрелой в сердце, умело направленной из бойницы башни, нависающей над воротами.

* * *

Настоятель Борисоглебского монастыря Ферапонт в молодости был лихим новгородским молодцем Федотом. Немало походов совершил он на быстроходных челнах, под парусами и на веслах, верхом и пешком на югру и емь[105], на карелу и водь[106], на Литву да и на самих ливонцев. Может быть, и по сей час рубился бы он, расширяя новгородские владения, добывая Господину Новгороду имение, а себе славу, а может, давно уже был бы зарыт, посеченный врагами, да внезапно нагрянула на него непоправимая, тяжелая беда, круто изменившая всю его жизнь.

Разразившийся в Новгороде мор в одночасье унес всю его семью: мать, двоих детей, жену. Заболел и чуть не преставился и он сам. Когда он лежал в беспамятстве, его сочли мертвым, свезли и бросили в скудельницу[107]. В ожидании все новых и новых трупов их не закапывали. Ранним росным утром, придя в себя, Федот с трудом выбрался из-под груды мертвых тел. Он посчитал все происшедшее знамением свыше и побрел куда глаза глядят…

Через несколько дней, ослабев от болезни и голода, он упал на берегу Тверцы, возле Торжка, где его и подобрали монахи Борисоглебского монастыря. Они выходили его, а когда Федот поправился, рассказали ему историю монастыря, который возник на месте странноприимного дома, построенного на берегу Тверцы еще конюшим Ефремом, переселившимся в Торжок после злодейского убийства сыновей святого Владимира, благоверных Бориса и Глеба. В 1038 году Ефрем основал монастырь и возвел в честь святых мучеников каменный храм с одним куполом; было это ровно за двести лет до прихода под Торжок татарского войска.

Монастырь богател и процветал и к тому времени, когда в него попал Федот, стал уже многолюден и обширен. Братия не только возносила молитвы Господу, но и трудилась в поте лица: кто рыбачил — тугие темные воды Тверцы кишели рыбой, кто бортничал, кто промышлял пушного зверя в соседних лесах. Монахи возделывали поля и огороды, работали на сукновальне и маслобойне, в кузнице, пекли хлеб, делали ведра и корыта, растили хмель и варили пиво, разводили скот и птицу. Кормили не только себя, но и вывозили товар на большую площадь перед Преображенским собором в нижнем, или окольном, городе, где и происходил знаменитый на всю округу торг.

Федот, став послушником, неукоснительно следовал порядку монастырской жизни и вскоре был пострижен в монашество. Тогда его и нарекли Ферапонтом. От настоятеля получил он уроки послушания, знание церковного устава, а после его смерти по желанию всей братии был избран новым настоятелем монастыря.