Игла смерти

– Зинаида, сооруди-ка нам завтрак.

Поздоровавшись с гостями, худая невзрачная женщина в косынке и фартуке принялась хлопотать у стола.

Половина дома, которую занимал Сильвестр с супругой Зинаидой, состояла из просторных сеней и двух комнат. Сени использовались вместо сарая; здесь хранились ведра, лопаты, по стенам висел столярный инструмент и рыбацкие снасти, ровным рядком стояла старая обувка и несколько пар старых сапог с калошами, в углу лежало колесо от легкового автомобиля. В передней комнате имелась большая беленая печь, у ближней стены высились шкафы с утварью и посудой, рядом с печью висел рукомойник, а меж окон стоял длинный стол, лавка и несколько табуретов. Дальняя комната, вероятно, служила спальней.

– Располагайтесь, – прогудел хозяин. – Перекусим и отправимся дальше.

– Перекусить с дороги можно, – с радостью откликнулся Борька и принялся мыть руки под простым деревенским рукомойником. – Со вчерашнего вечера во рту не было ни крошки…

Через час перед крыльцом деревянного дома остановилась старая «эмка» грязно-серого цвета. Троица, откушавшая жареной картошки, селедки, квашеной капусты, серого хлеба и сладкого чаю, спустилась по скрипучим ступенькам.

– Мой сын Егорий, – коротко представил местный авторитет сидевшего за рулем парня. – Едем…

Сильвестр уселся впереди рядом с сыном, Борька и Анатолий расположились на заднем диване. Затарахтел мотор, легковушка нехотя побежала по узким улочкам Новгорода к южной окраине.

Егорию на вид было лет двадцать пять. Такой же светловолосый, как и Анатолий, разве что чуб покороче – не по московской моде. Невысокого роста, белокожий, с веснушками вокруг вздернутого носа. Одет в потертую летную кожанку. Поглощенный дорогой, он крутил баранку и не отвлекался на разговоры.

– Куда мы едем? – робко поинтересовался Анатолий.

– К озеру, – пробасил «рыбак».

– К какому озеру?

– У нас тут одно озеро – Ильмень.

– Ильмень… Не слышал о таком. В него мне придется нырять?

– В него. Куда же еще?

Мимо проплывали кочковатые дороги, убогие строения, похожие на бараки; несколько разрушенных войной зданий, на восстановление или снос которых наверняка не хватало средств и рабочей силы; заросшие пустыри; все еще забитые фанерой окна закрытых магазинов.

Покинув провинциальный городок, «эмка» покатила по плохонькому шоссе на юго-запад мимо пролесков, полей, деревенек. Изредка слева открывался вид на зеленоватую гладь широкого озера. Оно было настолько большим, что полоска противоположного берега то появлялась, то исчезала в утренней дымке.

– Дядя Сильвестр, а не могли бы вы рассказать мне… – неуверенно начал Анатолий.

– О чем?

– О том, что там на дне. Я же должен знать подробности: к чему готовиться, что искать.

Тот достал из пачки папиросу, дунул в мундштук, чиркнул спичкой. Кабина быстро наполнилась дымом; Анатолий, закашлявшись, приоткрыл окно.

– Ну, слу-ушай, – протянул «рыбак», шмыгнул носом и приступил к рассказу: – Дело было в начале сорок третьего. Зимой. Погоды тогда стояли разные: то морозец вдарит, то оттепель все в жижу обратит. Солнца, почитай, всю зиму не видали – то облака, то тучи. Снег частенько падал – мокрый, тяжелый. Озеро наше у берегов-то льдом схватилось быстро, а на середке из-за тепла долго полынья парила. Да еще минами и снарядами чуть ли не через день лед корежило-ломало. В общем, заведенного порядку в тот год на озере мы с рыбацкой артелью так и не дождались…

Глава четырнадцатая

Германия, Берлин, аэродром «Гатов» – СССР, Ленинградская область, радиомаяк в городке Сольцы

Февраль 1943 года

Обычно при проведении ночных работ приходилось соблюдать светомаскировку. Никаких прожекторов или включенных автомобильных фар без рассеивающих насадок. Только небольшие ручные фонари. Начальство следило за исполнением этих правил самым строгим образом. Не дай бог в каком самолете техник случайно включит посадочную или рулежную фару – тут же схлопочет взыскание.

Однако сегодня ввиду важности предстоящего задания вся восточная часть аэродрома в местечке Гатов была залита ярким светом. В центре этой до безумия рискованной для войны иллюминации стояли два тяжелых четырехмоторных транспортных самолета Junkers Ju-290 А-1. Бригада техников и младших авиационных специалистов около двух часов крутилась вокруг них, готовя к важному ночному вылету. Мотористы, приоткрыв капоты, копались в двигателях. Радисты – белая кость, как с завистью называли их все остальные трудяги, – проверяли работу радиооборудования. Вооруженцы возились с пушечными и пулеметными лентами. Заправив полные баки топливом, технари осматривали крылья, шасси, управление…

В это же время отделение солдат из взвода материально-технического обеспечения, выстроившись цепочкой, загружало в самолеты ящики и коробки из подъехавших грузовиков. Судя по маркировкам на таре, это были продукты, награды, почта, медикаменты и боеприпасы.