– Вы впервые в моем кабинете, не так ли? Думаю, этому есть простое объяснение. Обычно вы ведете себя хорошо. Вот почему это совершенно несвойственное вам поведение так меня беспокоит. Не желаете ли объясниться?
Анна потупила голову:
– Я не знаю, что со мной случилось, сэр. Я не могу этого объяснить.
Директор сложил свои короткие пальцы вместе.
– Боюсь, одного «не знаю» недостаточно.
– Мне очень жаль, директор Конноти. Я обещаю, что подобное больше не повторится.
– Это был какой-то розыгрыш? Он как-то связан с этой девочкой, Эффи Фоукс, не так ли? Она заставила вас ей подыграть?
Анна покачала головой, хотя ей отчаянно хотелось обвинить во всем Эффи.
– Что ж, понимаю. Итак, вы утверждаете, что три ученицы, которые никогда прежде не были замечены ни в чем подобном, внезапно оказываются вызваны в мой кабинет аккурат после небольшого спектакля мисс Фоукс и между этими событиями нет никакой связи? Я уже жалею, что принял ее в нашу школу. Однако исключить кого бы то ни было не так-то просто, как кажется. Все эти бюрократические проволочки, куча бланков и форм… Если бы не они, эта девочка не проучилась бы в нашей школе и дня.
Анна подняла голову и посмотрела директору прямо в глаза.
– Это была не Эффи, – твердо сказала она.
Директор Конноти поднялся со своего стула, обошел стол, сел на самый его край и наклонился к Анне. Девочка почувствовала себя крайне некомфортно – такая близость ее смущала.
– Вы хорошая девочка, мисс Эверделл. – Даже дыхание директора пахло мокрыми слизняками. – Надеюсь, вы не попадете в дурную компанию. Многие ученицы, на которых я возлагал огромные надежды, сбились с пути именно в вашем возрасте. Как думаете, я бы стал тем, кем являюсь, если бы сошел с рельсов? Занял бы пост директора одной из самых престижных школ Лондона? – (Анна покачала головой.) – Но если я вновь поймаю вас на чем-то подобном, то исключу вас вместо мисс Фоукс. Это понятно?
Если ее исключат, тетя узнает о произошедшем. И Анну навсегда запрут дома. Тетя замучает ее до смерти бесконечной зубрежкой комбинаций, и никто никогда не узнает о ее существовании. У нее никогда не будет шанса жить своей собственной жизнью.
– Подобное никогда не повторится, – пообещала девочка.
– Отлично. Тем не менее я не могу позволить вам остаться безнаказанной. – (Анна сцепила руки в замок и сжала их с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Я непременно все им расскажу. – Анна решила не уточнять, что ее родители давно умерли.
Вряд ли директору было до них хоть какое-то дело. Главное, что он не собирался ничего сообщать тете. Остальное не имело значения. Теперь ей нужно придумать какую-нибудь убедительную причину, которой она сможет оправдать свои отлучки. Правда, это было легче сказать, чем сделать.
– Предлагаю вам уйти, пока я не передумал. – Конноти закинул свои короткие руки за голову и откинулся на спинку кресла.
Затем он провел рукой по своим волосам, неэлегантно прикрывающим лысину. Анна почувствовала, как на нее вновь накатывает приступ смеха. Она громко закашлялась и кинулась вон из кабинета.
– Мисс Эверделл… – Голос директора поймал ее у самой двери. – Надеюсь, что больше никогда не увижу вас в моем кабинете.
Анна кивнула и вышла за дверь. Миранда все еще тихонько плакала, ее лицо было покрыто кусочками бумажного полотенца. Анна вынула из кармана пачку бумажных платочков и протянула один девушке.
– Мне ничего от тебя не нужно, спасибо большое, – огрызнулась Миранда и оттолкнула протянутую ей руку. – Советую тебе и твоим друзьям держаться от меня подальше.
– Они мне не друзья, – возразила Анна, но Миранда ее уже не слышала, скрывшись за дверями кабинета директора Конноти.
Железо
Наше видение – это мир, очищенный от греха магии. Пряжа будет распущена; Око сомкнет свои веки. Чтобы достичь всего этого, мы должны выполнять свои обязанности: скрывать свою магию, защищать наши сердца от этого греха и связывать магию свободных магов. Чем нас больше, тем громче наше молчание.
Анна вспомнила хруст, с которым сломалась веточка розы.