Иезуитский крест Великого Петра

Понимая людей, Петр видел и предугадывал действия людей, по крови чуждых ему, но ему необходимо было использовать их умение вести дело, иностранцы в том преуспевали порой, у них можно было поучиться, и он учился, не забывая о том, что он русский, что за ним народ русский, но надо было быть дипломатом, за обучение надо было платить и где-то идти на компромиссы с энергичными иноземцами, окружавшими царя. Именно в те годы гениальная натура впитывала все полезное в себя, впитывала с необычайной жадностью, страстью, трудно было и не ошибиться, ибо, как известно, не ошибается тот, кто ничего не делает. Своей дипломатией, умением решать общеевропейские вопросы Петр где-то обязан и общению с иноземцами, сделавшимися его друзьями. Нельзя не стать дипломатом, имея в окружении таких деятельных и разносторонних людей, часто думавших о своих интересах, а не об интересах государства Российского, какими были Гордон и Лефорт, Менезий и Гульст. Петр в первую голову думал о своей родине, ее интересах.

Как человека, оказавшегося в сложных, чрезвычайно сложных ситуациях, состоянии, связанном с выводом России на европейскую дорогу, его можно даже пожалеть. Не всякой натуре такая работа оказалась бы по плечу. Не всякий русский взялся бы за нее.

XI

Петр спешил в Москву. Во весь опор мчали кони. Взмыленные, с пеной у рта, они косились, казалось, на седока в карете. Что за напасть гнать так? — словно вопрошали их взгляды. А кучер подстегивал и подстегивал их по потным бокам.

Перед царским поездом падали ниц крестьяне. Всходило и заходило солнце, менялись пейзажи за окном, а Петр мыслями был уже в Москве.

Словно бы отвечая кому-то, думал Петр Алексеевич: «Чужих можно заставить работать для пользы Российской, а иныя свои того не желают».

Сколько их, радетелей косности. И не где-нибудь, а среди самых близких. Вспомнил Петр Алексеевич, как хотел в свое время поддержать псковского митрополита Маркела на выборах нового патриарха, человека, на его взгляд, достойного, ученого. А не получилось. Царица Наталья Кирилловна воспротивилась. Наслушалась попов длиннобородых. Маркелу в упрек поставили, что-де знал он язык «варварский» и бороду короткую носил.

Восстали стрельцы по Софьиному приказу, в том сомнения у царя не было. Знал, знал хорошо он повадки и уловки сестры старшей. Радела за старину, на том играла, что потворствовала неприязни стрельцов к «немцам». А вдолбишь ли этим дурьим головам, что России в нынешние времена нельзя без них, без их опыта обходиться. Мужи государственные разумели о том и во времена Иоанна Третьего, и паче того — во время царствования батюшки (пусть земля ему пухом будет) князя великого Алексея Михайловича.

— Погоняй, погоняй! — крикнул Петр, высунувшись в окно. Ветер свежий хлестнул в лицо.

— Но-а, но! — раздался крик кучера.

Карета качнулась на неровной дороге. Петр откинулся к мягкому ковру.

Гнев, великий гнев испытывал Петр на стрельцов. Не утихала у него неприязнь к этим красносуконникам с той самой поры, когда десятилетним мальчишкой был свидетелем казни стрельцами любимого боярина Матвеева. Не с той ли ужасной поры, беды, что приключилась на царском дворе в Кремле, нервный страх частенько не покидал Петра Алексеевича?

— Скоро ли Москва? — вопрошал царь.

— Два дня езды, — отвечали ему.

Застучали копыта по доскам мостовым. Карета въезжала в маленький город. Били колокола…

Посмотрим теперь на те далекие дни и людей, знакомых нам, глазами современника. Автор дневника, текст которого мы даем ниже, Иоанн Георг Корб, посетил Россию в самом конце XVII столетия. Секретарь посольства, отправленного римским цесарем Леопольдом I в Москву, он прибыл в Россию 3 апреля (24 марта) 1698 года, а покинул ее 28 июля (7 августа) 1699 года. Напомним, в 1697 году между Австрией, Россией, Польшей и Венецианской республикой был заключен союз против турок.

Корб занимал видную должность. Важно учесть, что в предыдущем цесарском посольстве в Москву секретарем был Игнатий фон Гвариенти — тот самый, который при Корбе возглавлял посольство.

Вращаясь в высших кругах московского общества, Корб регулярно, правда, бессистемно заносил в дневник свои непосредственные впечатления от увиденного и услышанного. Нередко бывал он, в силу своего положения, и за одним столом с русским государем. Записи его привлекают всех серьезно интересующихся русской историей.

Внимательный иностранец, кроме того, в своем приложении к дневнику поместил собранный им обширный материал для систематического изложения всех особенностей государственной, общественной и частной жизни русских людей того времени. Этот богатый интересными фактами труд Корба был недоступен или, точнее сказать, малодоступен для русских исследователей.