Йерве из Асседо

– Юра Шульц сломал окно, – заявила Аннабелла. – Он хотел влезть ко мне в комнату, а я его не пускала.

– Юра?! – У Тенгиза глаза на лоб полезли.

– Ну да. Комильфо пыталась ему воспрепятствовать, а он ее ударил. Случайно.

Я потеряла дар речи и ничего больше не могла сказать, ни правду, ни ложь. Аннабелла воспользовалась моим замешательством.

– Помогите Юре, Тенгиз. Он нуждается в моральной поддержке и в психологической помощи.

– Юра?! – Тенгиз тоже готов был потерять дар речи. – Это правда, Зоя?

Все это перестало быть комильфо и превращалось в ужасный, кошмарный моветон. Но Аннабелла кидала на меня такие взгляды, а Тенгиз был настолько выпотрошен и измучен психологической помощью, что я ответила:

– Ну… Юра давно ухаживает за Владой, но она ему отказывает, а он обижается. Он ничего дурного не замышлял. Честное слово. Это недоразумение. Пожалуйста, не ругай Юру! Я сама заплачу за окно, мы же договаривались!

– Ты выгораживаешь человека, который на тебя напал! – загремел Тенгиз. – Ты хоть понимаешь, что это значит?

Отступать было поздно, а с каждым новым шагом я все глубже вязла в трясине.

– Он на меня не нападал, я просто пыталась удерживать оборону окна… – Я чихнула, а потом закашлялась.

– Комильфо, – Тенгиз посмотрел на меня с такой опаской, что мне опять стало его невыносимо жаль, и мне тоже немного захотелось самоубиться, – что с тобой такое? Ты хочешь поговорить со мной?

Я больше всего на свете хотела с ним поговорить и меньше всего на свете этого хотела.

– Все в порядке, – продолжала я врать. – Это всего лишь окно.

– Стойте здесь и не шевелитесь. Я позову Юру.

Тенгиз вышел. Я посмотрела на Аннабеллу, и мне стало очень страшно. Я больше не понимала, чего я боюсь, кого или за кого.

Через пару минут Тенгиз вернулся в сопровождении заспанного Юры с всклокоченными светлыми кудрями на гениальной голове.

– Кто сломал окно? – спросил Тенгиз.

Юра взглянул на меня, потом на Аннабеллу и, должно быть, все вычислил. Недаром он был компьютерным гением. И настоящим джентльменом.

– Я сломал окно, – взял на себя Юра чужую вину.

– Ты ударил Комильфо?

Юра снова посмотрел на Аннабеллу:

– Я ударил Комильфо.

– Случайно, – пришла я ему на помощь.

– Совершенно случайно, – поддакнула Аннабелла.

– Зачем ты это сделал? – спросил Тенгиз.

– Я хотел поговорить с Владой, но она сопротивлялась, так что мне пришлось лезть в окно, а Комильфо просто попалась под руку. Я прошу прощения.

– Прощения! – Тенгиз сел на стол. – Вы хотите свести меня с ума?

– Нет! – вскричала я. – Не хотим!

– Я прощаю Юру, – поспешно проговорила Аннабелла. – Я сама виновата, я не должна была запираться от него в туалете, он всего лишь хотел помочь мне с математикой, а я обиделась на него за то, что он всегда оказывается прав и тычет меня носом в мои ошибки.

– Я не ожидал от тебя, Юра, – сказал Тенгиз строго, но как-то неестественно. – Ты никогда так себя не вел. Что с тобой происходит?

– Любовь, – пискнула я.

Юра бросил на меня благодарный взгляд, и мне стало невероятно досадно, что я никогда прежде с ним не общалась. И что я вообще себе думала, когда оболгала его перед Артом? Юра Шульц был живым человеком, а не каким-нибудь выдуманным персонажем, с которым можно вытворять все что угодно. Неужели я и других людей подобным же образом не замечала?

Меня захлестнула огромная вина, и я готова была перекинуть ее на Аннабеллу, но, в конце концов, разве она заставляла меня что-либо делать? Я сама так решила.

– Поскольку ты никогда прежде не был замечен в хулиганстве и насилии, – продолжал Тенгиз, – и потому что ты признался, считай, что это первое предупреждение. Все будет записано в твое дело. Тебя ожидает беседа с Фридманом, и пусть он тебя наказывает. Но еще один проступок – и ты отправляешься домой без всяких разбирательств, потому что то, что ты сегодня натворил, и так превысило меру дозволенного. Это тебе понятно?

– Понятно, – с достоинством ответил гениальный Юра, а Аннабелла незаметно для Тенгиза послала ему воздушный поцелуй. – Я заслужил.

– А вы, красавицы, впредь не выгораживайте тех, кто с вами так поступает. Нашлись самоотверженные. – Тенгиз перевел дух. – И это называется каникулы! Осень только началась! Что же дальше будет? Вы смотрите у меня: помните о зимнем обострении тоски, хандры и ностальгии и не поддавайтесь ему. Говорите обо всем, вместо того чтобы окна ломать. Говорите с нами! Какими еще словами это до вас донести?

И провел рукой по лицу.

Глава 18 Трахтманы

Праздник Суккот, во время которого принято ночевать вне дома в шалашах, видимо, специально был изобретен для участников программы “НОА” и для всех репатриантов, эмигрантов и иммигрантов вообще. Но для остальных евреев он существует вместо Елки, потому что это единственная доступная им возможность что-нибудь разукрасить и обвесить шарами и гирляндами, не создавая при этом себе кумира.

Во всяком случае, так рассуждал Натан Давидович, рассказывая о шалаше, построенном его дядей на балконе дома в иерусалимском квартале Катамон, в котором они ночевали все эти каникулы.