Молдаванок ни с кем невозможно было спутать, и я сразу их вычислила по похожей на Софию Ротару бойкой девчонке, громко расписывающей более робкой соотечественнице прелести Деревни, с которыми она успела вчера ознакомиться, – включая курилку в третьей беседке от забора, где собираются местные.
Кудрявый невысокий мальчик смущенно общался с двумя очень белобрысыми и немодными девчонками в устаревших мыльницах. Все трое выглядели умными, хоть мальчик отчаянно краснел.
Впервые в жизни я осознала, что Советский Союз действительно состоял из пятнадцати республики и к тому же развалился. Также я впервые задалась вопросом, почему все евреи настолько не похожи друг на друга. А еще я содрогнулась от мысли, что мне придется провести с этими незнакомцами три года жизни, и мне опять невыносимо захотелось домой.
Я осмотрела всех, но тут поняла, что кое-кого упустила.
Одинокий долговязый худощавый субъект в очках стоял у выключенного телевизора и вертел на указательном пальце пластмассовую тарелку. Бабушка называла таких типов словом “несграбный”. Рука парикмахера давно не прикасалась к его всклокоченным волосам, и выглядел он так, будто вскочил с постели и, не успев в ванную, побежал прямиком в Клуб. Коричневые сандалии, обутые поверх черных носков, создавали жуткую дисгармонию с безобразными оранжевыми шортами и поношенной футболкой с фотографиями динозавров.
Субъект подмигнул мне.
Я отвернулась в ужасе от того, что именно мне он посмел подмигивать. Я даже оглядела свою собственную одежду, чтобы убедиться, что она не настолько кошмарна. Но нет, я была в обычных своих любимых просторных варенках, присланных тетей Галей из Америки, в клетчатой рубашке с пуговицами и в сандалиях без носков. Правда, с каждой минутой я все больше сожалела о том, что надела эту рубашку, потому что становилось все жарче.
– Шалом, – сказал субъект, внезапно оказавшись в непосредственной близости от меня.
– Здрасьте, – вынужденно отозвалась я.
– Я не был уверен, мальчик ты или девочка, но по голосу сразу слышно, что девочка.
– Ты что, слепой? – удивилась я.
– Ма питом! – произнес субъект на тарабарщине. – Просто ты какая-то андрогинная.
Честное слово, никогда в жизни я не знала оскорбления больнее этого.
– Что такое “мапитом”?
– А это на иврите означает “с чего это вдруг?” или “с какого перепугу?”. Ну, приблизительно, если игнорировать нюансы. То есть если ты чем-нибудь возмущена, или если кто-нибудь в твоем присутствии сморозил полнейшую чушь, как, например: “вот, типа, не Иерусалим столица Израиля, а Тель-Авив”, или “Иешуа из Назарета является коллективным бредом, а не исторической личностью”, или “Атос неправ, потому что он повесил миледи, не спросив, откуда у нее клеймо”, так и кричи сразу: “Ма питом!”
Я совершенно опешила. То есть полностью.
– Ты вполне можешь кричать “ма питом!” и в том случае, если кто-нибудь заявляет, что ты андрогинна, – заявил субъект. – Давай потренируемся. Ты андрогинна… Ну? Попробуй. Ты андрогинна.
– Ма питом, – пробормотала я.
– Красавица, – одобрил субъект. – Схватываешь на лету. И это круто, что тебе знакомо слово “андрогинна”, раз ты на него обижаешься.
– Может, я и андрогинна, но я не дура, – буркнула я.
– Ма питом дура! – воскликнул субъект. – Никакая ты не дура. Это тоже сразу видно.
– Что еще тебе видно? – спросила я на всякий случай.
– Видно, что ты из Одессы. Но больше ничего особенного, – ответил субъект, и я почему-то опять обиделась. – Как тебе нравится наша новая семья?
– Я о них еще ничего не знаю, – тактично ушла я от ответа.
– Прямо так и ничего?
– Прямо так.
– Врешь ты все, – заметил тип. – Ну да ладно. Как тебя зовут?
– Комильфо.
– Это ты пытаешься сразить меня интеллектом, красиво увильнув от вопроса? – сощурился собеседник. – Или утвердить свою андрогинность?
– Да нет, меня все так зовут с самого детства.
– Комильфо, значит. Окей. Будем знакомы, я Натан Давидович Вакшток.
Эту фамилию я уже когда-то слышала.
– Ты откуда?
– Отсюда.
– Что значит “отсюда”?
– Из Иерусалима, вестимо.
– Я не понимаю.
– Так я тебе объясню. Я родился здесь, в Израиле, а потом мои родители уехали в СССР работать посланниками Еврейского Сообщества Сионистов. Сперва они работали подпольно, а когда Совок развалился – легально. Так что всю свою сознательную жизнь я, к сожалению, провел в Одессе.
– К сожалению?! – вскричала я, и Алена с кавээнщиками повернулись в мою сторону.
– Привет, – помахал им тарелкой Натан Давидович. – Ну да, естественно, к сожалению. Когда человека отрывают от родины, это вряд ли окажется приятным. Нес па, Комильфо?
– Па, – согласилась я.
– Вот я и решил вернуться на родину, пока мои родители отбывают каторгу своего призвания. Нет лучшего пути возвращаться назад, чем через программу “НОА”. А раз ты тоже из Одессы, значит, ты стопроцентно встречалась с моей мамхен. Ее зовут Маргарита Федоровна. Или Магги.
– Точно! – вспомнила я “сыночка”, которого Магги тоже собиралась отправлять в Израиль.
– Да, это она меня, грешным делом, родила.
– Нас пятеро! – радостно воскликнул Фукс, который прислушивался к последней части разговора.