Иероглиф смерти

– Думаю, именно так нам и нужно расценивать это послание. – Он протянул ей листок: – Идите, работайте, Мария Александровна. Я на вас надеюсь. На вашу работоспособность и интуицию.

Любимова кивнула и вышла из кабинета начальника.

9

Человек, сидевший перед Марией, был невысок, коренаст, мордат и небрит. В зубах – тлеющая сигарета. Одет в синий свитер с оленями и вельветовые черные брюки. По виду – не то слесарь из далеких 80-х, не то певец-бард оттуда же.

– Итак, вы следователь Петр Иваныч Лапников, – сказала Маша, вдоволь насмотревшись на своего конфидента.

– Ну, – сказал он и усмехнулся. – А вы – та самая Любимова. Не знал, что у нас на Петровке работают такие симпатичные опера.

– У нас на Петровке, а не у вас, – поправила Мария и снова оглядела стены чужого, большого и нелепого кабинета, в котором никто даже не пытался навести мало-мальский уют.

Здесь тоже все пропахло совдепией. Даже мебель полированная.

– Нравится? – поинтересовался, дымя сигаретой, следователь Лапников.

– Нет, – честно призналась Маша и отвела взгляд от отвратительного глиняного горшка с торчащим из него ободранным кактусом. – Год назад вы, Петр Иванович, вели дело Эльзы Багировой.

– В точку, – кивнул Лапников. – И почему вас заинтересовало это старое дело?

– Не такое уж оно и старое.

– Для кого как. Так зачем вам понадобилось ворошить прошлое, Мария Александровна? Вам мало своей работы? Или вы собираетесь писать книгу?

– Книгу я писать не собираюсь. А дело это заинтересовало меня тем, что в нем кое-чего недо-стает.

– Да ну? – Лапников стряхнул с сигареты пепел в белое блюдце с синей надписью «Ленинград». – И чего же именно?

– Вы ссылаетесь на протокол-объяснение одной из свидетельниц. Номер протокола – четыре дробь два. Но самого протокола в деле нет. Как вы можете это объяснить?

Следователь недобро прищурился.

– А я должен это объяснять? – спросил он сухим, неприветливым голосом.

– Думаю, да, – сказала Маша.

Он сунул окурок в блюдце, почти вдавил его, затем посмотрел на Машу, резко подался вперед и хрипло проговорил:

– Послушайте, дамочка…

– Мария Александровна, – поправила Маша. – Если вам не нравится мое имя, можете обращаться ко мне по званию – товарищ майор.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза – крепкий, кряжистый, недружелюбно настроенный мужчина с повадками обозленного медведя и хрупкая молодая женщина, на узком, чуть удлиненном лице которой не читалось даже намека на испуг или смущение. Взгляд ее был твердым и холодным, и, поняв, должно быть, с кем имеет дело, следователь вдруг оттаял, откинулся на спинку стула и ухмыльнулся.

– Пардон, – сказал он примирительно. – Извиняюсь. Я уже не помню всех подробностей этого дела. Как-никак прошел целый год. Да там, собственно, и помнить-то нечего. Послушайте, Мария, сейчас почти конец рабочего дня. Почему бы нам не плюнуть на все эти дурацкие дела и не закатить в какой-нибудь бар? Вы когда-нибудь были в «Гнезде глухаря»?

Оперативник развязно улыбнулся. Мария улыбнулась в ответ, но улыбка ее была холодной, как кусок замороженного стекла, и такой же острой.

– Послушайте меня, капитан Лапников, – спокойно и отчетливо произнесла она. – Вы можете навести обо мне справки, и вам скажут, что более въедливого сотрудника, чем я, на Петровке не найти. Поэтому кончайте валять дурака и отвечайте на мои вопросы.

Оперативник, почуяв в ее словах угрозу, прищурился.

– И что это значит?

– Я намерена выяснить, куда девался протокол-объяснение. Чего бы мне это ни стоило. И не важно, сколько времени и сил у меня на это уйдет. – Мария пристально посмотрела в лицо капитану Лапникову. – Вы понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю, – отозвался тот. – А теперь послушайте вы меня, дамочка. «Объяснялка», в отличие от протокола допроса, не имеет процессуальной силы и является формальным первоначальным документом. Даже если вы до чего-то там докопаетесь, мне нечего бояться. А если будете вставлять мне палки в колеса… – Оперативник сделал паузу, сверля Машу таким же холодным взглядом, как у нее самой, после чего договорил: – Я вас с говном смешаю.

– Что ж… – Любимова улыбнулась. – Полагаю, это объявление войны. А воевать я умею и люблю. До встречи у прокурора, капитан. Если раньше вас не вызовут на допрос в отдел внутренних расследований.

Маша встала со стула.

– Постойте, – пробасил Лапников. – Не торопитесь.

– Ну?

Капитан улыбнулся, и на этот раз в улыбке его не было ничего развязного.

– Мария Александровна, мне кажется, мы не с того начали разговор.

– Правда? Тогда начните его, как нужно.

– Присаживайтесь. Не могу говорить, когда собеседник стоит, а я сижу. Тем более когда собеседник – женщина.

– Дамочка, вы хотели сказать?

– Не придирайтесь к словам, Мария Александровна.

Мария снова села на стул и выжидательно посмотрела на Лапникова.

Капитан помолчал немного, не то набираясь решимости, не то подбирая нужные слова, а затем спросил – осторожно и негромко:

– Зачем вам все это нужно, майор?

– Я расследую дело об убийстве двух девушек, – сказала Маша. – И я не хочу, чтобы убили кого-то еще.

Лапников наморщил лоб: