Идущие

Не прошёл — заметил, заворчал глуше, заскрёб костистыми ногами и склонил голову. Леси не благодарят и не подчиняются: так они готовятся броситься в бой. Нга-Лог прижал уши. Одержимая тварь! Лесь взревел и кинулся; Нга-Лог отпрыгнул, скривившись от дурного дыхания, ткнул под лопатку, в сердце. Копьё скользнуло по корке грязи — лесь вброд переходил протоку, и грязь застыла, став панцирем, как у вертихвоста. Зверь с размаху боднул рогами — Нга-Лог успел загородиться копьём. Древко треснуло, будто гнилой ствол, расщепилось, от удара не удержался на ногах, споткнулся, зацепился о корень, рухнул в заросли, скрывавшие овраг, покатился, шипя от страха, вниз по склону, зажмурился в отчаянном стремлении уберечь глаза. Дно кинулось в лицо, оцарапав, стукнуло что-то, хрустнуло. Нга-Лог втянул воздух и застыл, лежа на спине. Лесь наверху громко топнул. Ударил, отшвырнул, решил, что убил, и удалился. Куний амулет, спасибо шаману… Нога кричала — сломана. Нга-Лог коснулся её и чуть не заплакал.

Как он теперь, в глухие сумерки, когда на охоту выходят обороты?

Брат, брат Нга-Лор…

Отчего-то все нга закрыли от него третьи глаза. Никто не слышал.

III

К. — Центру:

День двадцать третий. Вечер

Пасмурно, без осадков. Температура 20^о С. Давление 757 мм/рт. ст. Ветер западный, 2 м/с. Влажность 68 процентов. Фон в норме. Самочувствие в норме.

Данных о «Светоче» нет.

Договорённость достигнута: чужака приведут утром. Жду подтверждения — возвращения вестника в становище и его последующего разговора с вожаком. Примерное время прибытия — один час. Продолжаю мониторинг.

Центр — К.:

Сведения приняты к обработке. Ожидайте дверь завтра в шесть двадцать пять.

К. — Центру:

Вас понял

Если Кэп вернулся, дайте его на пульт, пожалуйста.

Центр — К.:

Я здесь. Получил посылку?

К. — Центру:

Да, и как раз хотел тебе кое-что сказать

Кэп.

Я уже не спрашиваю про молоко, но… Зачем мне пустырник, валидол и водка?

Центр — К.:

Это не тебе, а твоему завтрашнему гостю. Ему надо будет немного подлечить нервишки. Вот, в зависимости от того, как он предпочтет это сделать, я и собрал…

К. — Центру

Положил бы ещё пупырчатые пакеты. Знаешь, те, которые лопаются… Идеальный антистресс. А так да — заботливый ты, человечище. Спасибо.

— Не отставай, — говорит ей Нга-Анг. — Не отставай, Нга-Аи, и не оглядывайся, потому что там, позади — кровь, боль, смерть.

Так они уходят из родного становища. Красный жар, дикий кусачий зверь, глодает бор далеко за их спинами, дробя ветви и стволы дымно-чёрной челюстью.

«Что случилось?» — не помнит Нга-Аи. Воздух тяжело давит на грудь. Саднящая кожа рук обожжена, но Нга-Аи не может сказать, отчего так вышло. Лицо родителя холодно и напряжено. Он чувствует её тревогу и успокаивающе поглаживает пальцы, которые сжимает в горсти своей большой ладони.

— Тебе всегда нравились меняльщики, правда? — внезапно спрашивает он.

Нга-Аи кивает. Ещё бы! Бусы, амулеты, шкуры, вкусные плоды…

— Давай теперь тоже станем ими. Если ты не против.

Она не против, конечно, не против, потому что уже видит про себя то богатство, которое с помощью умений Нга-Анга они могут получить, выменяв, но не видит того, что так явно говорят ей сейчас родительские глаза: выбора у нас всё равно нет, Нга-Аи. Она очень рада. А он ей ничего не объясняет.

Глупая маленькая Нга-Аи.

Ночи становятся гуще и темней — скоро листья начнут желтеть и усеивать собой зелёные хребты колючника. Сменит цвет гриб-дерево у шаманской Горы — значит, пришёл последний цикл Нга-Эу. Нга-Аи испытывает к ней горькую жалость. Когда-то именно та, старшая, обучила её всем женским премудростям: плести, сшивать, убирать и готовить, а теперь должна уступить ей место рядом с Нга-Лором, сделав несчастной себя и её.

«И Нга-Лога, — думает Нга-Аи, жалея его наравне с подругой. — Но он хотя бы останется жить».