Наконец Гамбург облетела весть, что караван адмирала Карфангера стал на якорь у Ритцебюттеля, с тем чтобы, дождавшись прилива, плыть дальше вверх по Эльбе. Иоханн Шульте приказал немедленно готовить к отплытию адмиралтейскую яхту. Вместе с ним в Ритцебюттель отправлялись Дидерих Моллер, Лоренц Ворденхофф и Рихард Шредер, также с нетерпением ожидавшие разговора с адмиралом.
Пушки «Леопольда Первого» встретили появление адмиралтейской яхты приветственным салютом.
— Почтенные господа на этот раз необычайно торопятся, — заметил Михель Шредер.
— Может быть, их поспешность вызвана военными событиями? — предположил Карфангер. — Шведы по-прежнему хозяйничают в Бранденбурге, и кто знает, что сейчас творится в Штаде. Быть может, мимо Штаде теперь и вовсе опасно плыть, оттого адмиралтейская яхта шла в Ритцебюттель ночью?
Они удивились ещё больше, увидев поднимающегося на борт фрегата первого бургомистра собственной персоной.
В адмиральской каюте Иоханн Шульте первым делом выложил на стол толстую пачку писем и сказал Карфангеру:
— Прочтите-ка лучше сами и скажите, что вы думаете по этому поводу.
Капитаны судов каравана жаловались на слишком продолжительные стоянки в Малаге и Кадисе и на то, что им прошлось почти два дня дожидаться «Леопольда Первого» на рейде Альхесираса. Адмирал Карфангер в Кадисе принимал подарки от папистских монахов и бражничал с ними. Он затеял сражение с берберийцами, хотя те и не собирались нападать на караван, и это — с учетом поездки адмирала в Севилью — стоило потери ещё одной недели драгоценного времени, не говоря уже о повреждениях, которые получил конвойный фрегат. Помимо этого, некоторые из гамбургских моряков были в сражении серьезно ранены. Большинство писем заканчивалось одним и тем же вопросом: неужели Гамбург истратил драгоценные талеры и гульдены на постройку конвойных фрегатов для того, чтобы охранять «серебряные» флотилии испанцев или, может быть, для того, чтобы адмирал Карфангер получал от чужестранных вельмож все новые и новые почести и награды за одержанные победы? Пересиливая растущее отвращение, Карфангер все же прочитал все письма до последнего.
— Итак, что вы на это скажете? — спросил бургомистр.
— Ваша честь, я готов дать вам подробнейший отчет о плавании.
Первым делом Карфангер высчитал по записям в судовом журнале точное время всех стоянок каравана. Постоянные встречные ветры уже с самого начала затянули плавание. Затем он спросил, вправе ли он был бросить на произвол судьбы «Буревестник» с его командой и грузом ради выигрыша двух дней плавания? Кстати, ни в одном из писем ничего не говорилось насчет того, что в самом деле случилось с флейтом Хайнриха Хехта.
Иоханн Шульте согласился, что спасение «Буревестника» следует рассматривать как выполнение Карфангером его долга, и тут же задал вопрос о том, что же все-таки искал Карфангер в обществе католических монахов, о которых шла речь в письмах? Адмирал вместо ответа задал встречный вопрос:
— Неужели вы считаете, что целесообразнее было не принять дар монахов и не пустить их на борт фрегата? Лично меня в первую очередь заботили добрые отношения с испанцами, и если кто-то видит во всем этом какой-либо умысел, то намерения этого человека явно не самые лучшие.
— Вы действовали правильно. Мы не можем позволить себе портить хорошие отношения с нашими торговыми партнерами из-за разногласий в вопросах веры. Но не слишком ли далеко вы все-таки зашли, ввязавшись в сражение на стороне испанцев? И что было бы, господин адмирал, если бы на месте берберийских пиратов оказались французские корсары? Последствия такого безрассудства были бы необозримы. Подумайте о торговле, которую мы ведем с французами.
— Простите, господин бургомистр, но я не понимаю, как может имперский город Гамбург оставаться нейтральным в войне, которую ведет вся империя!
— Очень просто: гамбургские войска не сражаются с противником на суше, а его флот — на море.
— Но ведь Гамбург платит субсидии на содержание бранденбургской армии, — возразил Карфангер, — это, видимо, и следует понимать как его вклад в общее дело защиты интересов империи в этой войне?
— И все же Гамбург будет и впредь стремиться сохранять нейтралитет, — упрямо стоял на своем Иоханн Шульте.
У Карфангера мелькнула мысль, что, может быть, за долгие девять месяцев отсутствия на родине он перестал понимать события, происходящие в Германии. Однако прежде чем он нашелся что-либо ответить бургомистру, в каюту вошел старший штурман и доложил о прибытии бранденбургского посланника.