Идиот нашего времени

— Здравствуйте, Вадим Петрович. Мы от Александра Ивановича. Он передавал вам привет и просил вручить презент. До свидания, Вадим Петрович. — Положили перед Земским красиво упакованную перевязанную розовой ленточкой коробку и удалились, чуть ли не пятясь. Под ленточкой записка: «Любимому зятю от папы». Мелькнула мысль: надсмехается собака. Любимым был муж младшей доченьки Анжелы, которого взяли из «приличной» семьи — родственник председателя одного из крупных банков — теперь он жил в Москве и руководил торговым филиалом компании. А Лада, разогнав первого «приличного» мужа, подобрала Земского в подворотне. Удивительно еще, что папенька совсем не оставил своенравную без средств.

В коробке лежал литровый пакет обыкновенного дешевого молока, к тому же обезжиренного. Земский выглянул в окно и увидел, как мордовороты сели в огромный джип, который был припаркован чуть ли не посреди улицы, чем создал порядочную сумятицу на проезжей части, и укатили. Вполне лаконичный подарок. А могли и в травматологию отправить. Что тут было непонятного. Заодно Земский понял, что после такого подарка не стоило думать о больших переменах в жизни.

* * *

Он не переоделся в домашнее, просто не мог, только скинул крутку на пол в коридоре, она так и валялась там горкой, снял уцелевший башмак и надвинул тапочки — один прямо на грязный мокрый носок. В гостиной плюхнулся в кресло, все еще беззвучно усмехаясь, глядя на то, как она, растрепанная, с распущенными ведьмячьими волосами мечется: стремительно ушла на кухню, почти тут же вернулась:

— Что тебе еще нужно?.. Газету — пожалуйста! За границу — пожалуйста! Хочешь новый «Фолькс», любимый? Пожалуйста! А какие часы купил себе!

— Ты хочешь попрекнуть меня, что я ем чужой хлеб? — выдавил он с тихим напряжением.

Она от возмущения на то, что он смел подать голос, онемела на мгновение, вероятно, готова была окончательно взорваться, но вдруг ухмыльнулась, стала перед ним подбоченясь.

— А, в конце концов, да, хочу попрекнуть!

Он же сквозь кипевшую злобу даже теперь заметил, как она хороша в своей экспансии: черноволосая, густо-растрепанная, в коротком атласном халатике, в котором была почти обнажена, и как сильны ноги, и яростно дышит обильная грудь. И так всегда было у него к ней: раздражение, почти злоба, и переплетающаяся с раздражением неодолимая тяга к ее плоти. Он не пытался понять, как это соединяется.

— Я давно все отработал и заработал… — тихо сказал он.

— Что же ты отработал и заработал!?

— Прежде всего тебя, твое мясо.

— Что!? — она округлила глаза.

— То! — в тон ей ответил он.

— Как ты смеешь такое говорить… Да я тебя сейчас, я…

— Что ты «да я тебя…» Вот я тебя сейчас точно… Под левый глаз ты уже получала, сейчас заеду под правый.

Она словно захлебнулась, стояла разведя руки на стороны, округлив глаза.

— Ну что ты сейчас… Беги звони папеньке!

— И позвоню!.. А ты как думал…

— Папенька твой… — он изобразил крайне уничижительную мину.

— Что папенька? — она вдруг стала вкрадчивой.

— «Хочешь газету, любимый?» — передразнил он ее и заговорил хмуро, даже зло: — А когда она, газета, была моей?! Я уже пять лет работаю на твоего папеньку… Мироед, живоглот!

— Как ты смеешь трогать отца?! Он тебе все дал!

— Что он мне дал! Папенька твой… — Он совсем разошелся. Сам же чувствовал, что аж дух захватывает. И оттого еще большее ухарство захватывало его: — А на чем он бабки сделал, папенька твой? Знаешь, что такое взять деньги под проценты у такого барыги, как твой папенька?.. А?! Что молчишь?! Что они делали с должниками, когда те не могли вовремя расплатиться?

— Что ты плетешь, негодяй!?

— А я фактически брал у него в долг! Ты думаешь, он подарил мне хоть копейку? Хрен там! И я все давно выплатил сполна! И выплатил в пять раз сверх того! — Он ударил кулаком по подлокотнику. — Ишь, как повернули… Все гребут и гребут! А я у них нанятый мальчик! Родственнички, бля!.. Эксплуататоры!

— Я ему, точно, сейчас же позвоню!

— Да звони, сука!

— Может, теперь ударишь меня?

— Пропади ты пропадом со своим гнусавым папашей. Семейка вампиров. А папаша твой — откровенный черт! Прав был Игорек! — Он поднялся из кресла.

— Неблагодарный негодяй! Сволочь! — И тут она сорвалась на визг, Земский почувствовал даже ознобные мурашки: — Во-он!.. Марш в свою комнату!..