Он посмотрел на меня.
– Я
Я кивнула.
– А потом?
– Потом? Потом она совсем вышла из себя. Я сказал, что она ведет себя отвратительно. И она прекратила. Кстати, когда увидишь ее в аэропорту, не думай, что я устроил это нарочно, – она просто придет меня встречать.
Я колебалась, не расспросить ли об этой девушке. На тот момент мне ничего знать не хотелось. Но я помнила, с каким любопытством искала ее имя в университетском справочнике, и подумала, что мне стоит обеспечить себя сведениями на будущее, если подобное любопытство вдруг снова возникнет.
– А твоя девушка тоже сейчас окончила университет? Она тоже выпускница?
– Что? Нет, она – докторант. У нее уже есть степень. Кстати, так совпало, что у нее сегодня день рождения.
– Сколько ей лет?
– Двадцать шесть.
– Двадцать
– Она немного старше меня, – произнес он с гордостью. – Ее бывший парень – профессор, он на десять лет старше ее.
– Ого, – сказала я. Этот профессор прожил уже вдвое больше моего. Что с ним теперь? Я инстинктивно огляделась по сторонам, словно он тоже мог оказаться среди пассажиров.
– Осенью я еду в Беркли, – продолжал Иван, – а моя девушка остается в Гарварде. Не знаю, что будет дальше, – я чувствовала его взгляд. – Я много размышлял, не поступаю ли я с тобой нечестно. Я думал дать тебе шанс всё прекратить, если захочешь. Наверное, это было – как ты выразилась в своем письме? – «самонадеянно».
– Самонадеянно с твоей стороны, – сказала я, – считать, что я настолько убита горем.
– Да, понимаю. – Он вздохнул. – Мой друг Имре сказал однажды, что по отношению к тебе я веду себя по-свински. Он сказал, что я… Как же он выразился? Какое-то забавное выражение.
Я снова ощутила удар, на сей раз – в живот. Иван смотрел на меня. С нехорошим предчувствием я поняла, что он ждет ответа.
– А ты? Ты сам как считаешь? – спросила я. – Динамишь ты меня или нет?
– Я пытался объяснить Имре, что всё совсем не так, но он был неумолим. Он сказал, что мои слова начинают звучать пошло, как у настоящего урода.
– Какая разница, что думает твой друг? Главное – что думаешь
– Очевидно, я надеюсь, что веду себя с тобой не как урод. Но из-за твоего письма, которое я получил в Калифорнии, я стал волноваться, не динамлю ли я тебя. Мне было приятно читать письмо, оно мне очень понравилось. Я беспокоюсь – вдруг это просто льстит моему эго.
Иван, Иван… Утром он встал, натянул одежду, которую откуда-то вытащил, выпил апельсиновый сок и отправился в мир школьных досок и мотоциклов. Иногда он мог быть весьма высокомерен. Джинсы всегда были ему коротки, и он считал, что клоунам доступны разные сложные вещи, позволяющие им выступать экспертами в вопросах человеческого несовершенства. И всё равно – в моей жизни не проходило ни минуты, чтобы я не думала о нем: мысли о нем были фоном любых моих размышлений. Для выстраивания физического мира мне перестало хватать собственных представлений. Каждый звук, каждый достигавший моих ушей слог хотелось пропускать через его сознание. Я по первому же знаку пошла бы за ним куда угодно, сиганула бы с так называемой Башни Благоразумия[48]. Вдруг в темноте зажглась тысяча значков с ремнями безопасности, задрожал пол.
Голос сказал, что мы летим через зону турбулентности и все должны вернуться на свои места, однако сгонять нас со складного стульчика никто не пришел. Поначалу мне эта тряска нравилась, но по мере того, как она становилась сильнее, у меня росло чувство своей малости и незакрепленности в этом мире, словно я шарик в лототроне. Я пыталась схватиться за спинку сиденья, но рука не дотягивалась, я ждала, что сейчас свалюсь.
Но не свалилась. Самолет накренился в другую сторону, и настала очередь Ивана бороться за сохранение равновесия, но потом самолет выровнялся.
На экране пара в камуфляже запрыгнула в вертолет. Прозвучал очередной призыв к молитве, и на экран вернулась карта. Мы пролетали Исландию. Было пять утра. По бостонскому времени.
– Наш обычный час, – заметил Иван. – Хочешь спать?
– Нет.
– Как я мог забыть? Ты никогда не хочешь спать.
Мы пару минут посидели молча.
– Извини, – сказал он, – но от меня, наверное, мало толку.
– Толку?
– Просто, думаю, нам надо немного поспать. Даже тебе.
Билл со Светланой образовывали цельную громоздкую массу – глухую, словно кораллы. Над моим пустым креслом висел конус света.
Иван прочистил горло.
– Забирайся к себе, – сказал он.
Я вцепилась в спинку Биллова кресла, влезла на его подлокотник и переступила над его коленями на подлокотник Светланы. По пути я задела задней частью джинсов Билла по лицу.
– Ойчтоэто! – воскликнул он, не просыпаясь.
– Извини, извини, – произнесла я. – Спи дальше.
Светлана открыла один глаз.
– Билл проснулся с твоей задницей на лице! – вздохнула она. – Прикольно.
В сверкающем футуристическом аэропорту стояло чудесное утро. У багажной карусели я подошла к Ивану.
– Бонжур, – сказал он.
– Привет, – ответила я.
Мы смотрели, как мимо проплывает багаж, словно бочки по реке времени.