Идиот

Она жадно всматривалась в него, схватившись за его руки.

– Прощай! – сказала она наконец, встала и быстро пошла от него, почти побежала. Князь видел, что подле нее вдруг очутился Рогожин, подхватил ее под руку и повел.

– Подожди, князь, – крикнул Рогожин, – я через пять минут ворочусь на время.

Через пять минут он пришел действительно; князь ждал его на том же месте.

– В экипаж посадил, – сказал он, – там на углу с десяти часов коляска ждала. Она так и знала, что ты у той весь вечер пробудешь. Давешнее, что ты мне написал, в точности передал. Писать она к той больше не станет; обещалась; и отсюда, по желанию твоему, завтра уедет. Захотела тебя видеть напоследях, хоть ты и отказался; тут на этом месте тебя и поджидали, как обратно пойдешь, вот там, на той скамье.

– Она сама тебя с собой взяла?

– А что ж? – осклабился Рогожин. – Увидел то, что и знал. Письма-то прочитал, знать?

– А ты разве их вправду читал? – спросил князь, пораженный этою мыслью.

– Еще бы; всякое письмо мне сама показывала. Про бритву-то помнишь, хе-хе!

– Безумная! – вскричал князь, ломая свои руки.

– Кто про то знает, может, и нет, – тихо проговорил Рогожин, как бы про себя.

Князь не ответил.

– Ну, прощай, – сказал Рогожин, – ведь и я завтра поеду; лихом не поминай! А что, брат, – прибавил он, быстро обернувшись, – что ж ты ей в ответ ничего не сказал? «Ты-то счастлив или нет?»

– Нет, нет, нет! – воскликнул князь с беспредельною скорбью.

– Еще бы сказал «да»! – злобно рассмеялся Рогожин и пошел не оглядываясь.

Часть четвертая

I

Прошло с неделю после свидания двух лиц нашего рассказа на зеленой скамейке. В одно светлое утро, около половины одиннадцатого, Варвара Ардалионовна Птицына, вышедшая посетить кой-кого из своих знакомых, возвратилась домой в большой и прискорбной задумчивости.

Есть люди, о которых трудно сказать что-нибудь такое, что представило бы их разом и целиком, в их самом типическом и характерном виде; это те люди, которых обыкновенно называют людьми «обыкновенными», «большинством», и которые действительно составляют огромное большинство всякого общества. Писатели в своих романах и повестях большею частию стараются брать типы общества и представлять их образно и художественно, – типы, чрезвычайно редко встречающиеся в действительности целиком и которые тем не менее почти действительнее самой действительности. Подколесин в своем типическом виде, может быть, даже и преувеличение, но отнюдь не небывальщина. Какое множество умных людей, узнав от Гоголя про Подколесина, тотчас же стали находить, что десятки и сотни их добрых знакомых и друзей ужасно похожи на Подколесина. Они и до Гоголя знали, что эти друзья их такие, как Подколесин, но только не знали еще, что они именно так называются. В действительности женихи ужасно редко прыгают из окошек пред своими свадьбами, потому что это, не говоря уже о прочем, даже и неудобно; тем не менее сколько женихов, даже людей достойных и умных, пред венцом сами себя в глубине совести готовы были признать Подколесиными. Не все тоже мужья кричат на каждом шагу: «Tu l’as voulu, George Dandin!».[27] Но, боже, сколько миллионов и биллионов раз повторялся мужьями целого света этот сердечный крик после их медового месяца, и кто знает, может быть, и на другой же день после свадьбы.