Идентификация

– Видимо, дальше улучшать некуда.

Я засмеялась.

– Доктор Уоррен говорит, легче вернуться обновленной. Может, она и права. Я подумываю выпрямить волосы.

Релм вдруг провел рукой по моим волосам, зарывшись в них пальцами.

– Не надо, – сказал он. – У тебя роскошные волосы. – Он пожал плечами: – И сама ты красивая.

Я покраснела и отстранилась, высвобождая волосы из его пальцев.

Релм пинал мелкие камушки на дорожке.

– Слоун, если бы все было иначе, и мы не были в Программе… Как ты думаешь, мы могли бы быть вместе?

По спине пробежали мурашки. Мне не очень хотелось отвечать. Релм подошел совсем близко и взял меня за плечи.

– Я могу позаботиться о тебе, – сказал он. – А когда тебя выпишут, я буду рядом.

– Не хочу, чтобы обо мне заботились. Я хочу научиться сама о себе заботиться. Я ведь даже не знаю, кто я.

– Зато я знаю, – печально сказал он. – И сделаю для тебя все, даже если ты не понимаешь почему. – Он смотрел на меня, пытаясь отгадать, питаю ли я к нему иные чувства, помимо дружеских.

Я соображала, как узнать, что влюбилась, – ведь я не знаю, каково быть влюбленной. Интересно, а раньше я любила? Любовь была взаимной или нет?

– Если ты отыщешь меня, Слоун, – сказал Релм, – я буду ждать.

У меня перехватило дыхание. Зажмурившись, я бросилась ему на грудь:

– Релм, спасибо тебе за все. Спасибо за…

– Майкл! – послышалось откуда-то сзади. Я выпрямилась. С другого конца лужайки махала медсестра Келл, рядом с ней стояла блондинка в темных очках. Релм напрягся, его руки опустились. Он посмотрел мне в глаза и поцеловал в лоб, прошептав на ухо:

– За тобой по-прежнему наблюдают, выискивают симптомы.

– Какие? – Меня охватил страх.

– Не забывай, я тебе помогу – всем, чем сумею.

Мне показалось безумием говорить кому-то в Программе «не забывай». Мы здесь специально для этого. Забывание нам удается лучше всего. У меня по щекам потекли слезы. Релм, пятясь, отошел на несколько шагов, беспомощно глядя на меня, потом повернулся – гравий заскрипел под кроссовками. Я смотрела, как Релм уходит из Программы и из моей жизни.

Дней через восемь я сидела в кабинете доктора Уоррен с подстриженными и выпрямленными волосами. Спутанная масса кудрей превратилась в гладкое каре до подбородка. Уоррен так и расцвела.

– Слоун, ты ослепительна, – сказала она. – Ты просто образцовый пациент.

Я кивнула как бы в знак благодарности, хотя и не помнила всех сеансов, а лишь несколько последних, когда воссоздавались мои воспоминания. Доктор Уоррен напоминала мне последовательность событий, потому что иногда в голове все путалось. Она рассказывала то, чего я не помнила, например, о моей семье.

– Тебе будет приятно узнать, что у пациентов Программы стопроцентный уровень выживаемости и ничтожный процент рецидивов, но необходимо соблюдать меры предосторожности. Первый месяц ты ходишь к врачу каждую неделю, затем раз в два месяца и завершающий визит – через три месяца. При необходимости тебе окажут психотерапевтическую и медикаментозную помощь, но этого не понадобится, если у тебя не проявятся симптомы. Первую неделю будешь принимать релаксант, который мы тебе выдадим, чтобы легче освоиться в новой школе. Пока нельзя будет сближаться с теми, кто не проходил Программу. Ты вылечилась, но три месяца остаешься в группе повышенного риска. После трех месяцев общайся с кем хочешь. – Ее рот скривился, и мне показалось, что на самом деле она так не считает. Но возвращение домой было совсем близко, поэтому я решила не докапываться и кивнула.

Доктор Уоррен сжала губы и подалась вперед:

– Мы хотим, чтобы ты жила, Слоун, полноценной счастливой жизнью. Мы дали тебе прекрасный шанс, убрав опасные, инфицированные воспоминания. Теперь все в твоих руках. Но помни, если ты снова заболеешь, тебя вернут сюда и оставят до восемнадцатилетия.

Я сглотнула пересохшим горлом, думая, что дня рождения ждать еще семь месяцев. Столько времени торчать в стационаре невыносимо, особенно без Релма.

– Я поняла, – сказала я.

– Хорошо. – Она с облегчением выпрямилась. – Первые недели при тебе будет специальный помощник – помогать в школе и сопровождать вне дома. Это необходимо, потому что сейчас твоя психика очень хрупка. Относись ко всему легко, Слоун, не перенапрягайся.

– Я постараюсь, – пообещала я, поглядывая на часы на стене. Вот-вот приедут родители. Я уезжаю. Правда уезжаю!

Доктор Уоррен встала, обошла стол и обняла меня. Мы неловко постояли секунду. Отпустив меня, Уоррен задержала руку на моем плече.

– В первое время, – сказала она почти шепотом, – ты можешь ощущать некоторую отстраненность, онемение чувств. Но это пройдет, интенсивность вернется.

Я смотрела ей в глаза, силясь разобраться в своих эмоциях. Я послушна и спокойна, но мне интересно, какие у меня чувства на самом деле.

В дверь постучали. На пороге стояла раскрасневшаяся медсестра Келл.

– Слоун, за тобой приехали родители, – сияя, сообщила она. – А мальчики просили передать тебе вот это, – она подала мне маленький сверток. Мои глаза повлажнели.