Идея фикс

Генрих отстранился. Снежине показалось, что она услышала хруст с силой стиснутых пальцев, но возмущенные или язвительные слова не прозвучали. Они расстались как люди, доставившие друг другу удовольствие, но не рассчитывающие на дальнейшие отношения.

Через две недели граф Флоренштайн прибыл в Софию. В соответствии с правилами хорошего тона он попросил у родителей Снежины руки их дочери. К Рождеству Снежина Иорданова стала графиней Флоренштайн. Генрих предъявил лишь одно условие: на шесть «медовых» месяцев его супруга бросает сцену и вместе с Софи живет в поместье.

— Дальше ты решишь сама, как должна поступать. Учти, мы можем создать в замке свой театр. Ты станешь и режиссером, и звездой его труппы. Я могу пригласить из Италии хорошего учителя живописи или пения. Ты вольна выбирать для себя хобби. Но основная твоя профессия ныне, увы, определена бесповоротно — графиня Флоренштайн.

Тогда это полушутливое заявление Генриха не очень понравилось Снежине. Она полагала, что не сумеет жить без сцены, без коллектива, аплодисментов и поклонения зрителей… Но когда через полгода Снежина приехала в Софию, чтобы провести пару недель с родителями, пообщаться с друзьями, навестить театр, оказалось, что она тоскует по своему поместью. А театр — с его бесконечными интригами, завистью, засильем молодых выскочек — вовсе не предел мечтаний. К тому же пора театрального расцвета явно осталась в прошлом. Жители Болгарии гоняли по «видакам» американские фильмы и смотрели спутниковое телевидение. У театральных касс не выстраивались очереди, а героями светской хроники все реже становились театральные знаменитости.

— Какое счастье, дочка, что ты вовремя спаслась с тонущего корабля, — сказал отец. — Как ни печально признавать, но театр сегодня мало кому нужен. Ты видела пустой зал? Ах, ты еще не играла перед пустым залом? — Его глаза, легко наполнявшиеся слезами в трагических ролях, смотрели сухо и зло. — Это хуже, чем смерть…

…Вскоре Снежина родила графу наследника — Арнольда-Генриха Флоренштайна. В поместье на крестины прибыли болгарские бабушка и дед и задержались надолго. Снежина похорошела, помолодела, и в компании своих детей — одиннадцатилетней Софи и голубоглазого светловолосого толстячка Арни — выглядела потрясающе. Глава семьи охотно фотографировался для светской хроники и благодушно улыбался сочинениям «писак», которых прежде держал от себя на расстоянии пушечного выстрела. Еще бы — ведь теперь они ничего не сочиняли, придерживаясь чистейшей и приятнейшей правды: гурмана, повесу, светского льва Генриха Флоренштайна наконец укротила болгарская красавица. Он стал завидным семьянином, настоящим хозяином поместья, восстанавливающим традиции своего рода. В отреставрированных конюшнях появились прекрасные лошади, в теплицах вновь расцвели редкие сорта орхидей. В январе на стол подавали клубнику и дыни с собственного «огорода». А какие здесь устраивались приемы! Снежина полюбила путешествия, окружила себя блестящим обществом, в котором неизменно сияла. Она немного играла на фортепиано, очаровательно пела и оказалась неподражаемой собеседницей, умевшей не подавлять, а радовать друзей своей эрудицией.

— Мне нравится быть графиней, вот и все. Роль твоей жены — мое лучшее творение, — говорила она супругу.

— Я знаю, детка. У тебя редкий талант быть счастливой. И, хочу думать, что главную мужскую роль в твоей нынешней и всей остальной жизни удалось перехватить мне. — Он настороженно заглядывал в черные блестящие глаза жены. Граф не терпел конкурентов, тем более не собирался делить ни с кем привязанность своей драгоценной жены. — Надеюсь, ты не пожалеешь о сделанном выборе. Оперные певцы капризны, как женщины, и чертовски непостоянны.

— Никогда не думай об этом! — нахмурилась Снежина. — Я никого не любила, кроме Мирчо. И теперь у меня не может быть других мужчин… Ах, милый! — Снежина по-кошачьи гибко прильнула к Генриху. — Ты же сам прекрасно знаешь, что Снежная королева растаяла… Я люблю тебя, дорогой, и намерена осуществить сказку о фантастически счастливом браке.

После школы Софи отправили в Сорбонну. Она с десяти лет мечтала о профессии тележурналиста, снимая репортажи видеокамерой. Снежина нехотя рассталась с дочерью, которая наконец доросла до возраста настоящей подруги. Но через год девушка вернулась в поместье, заявив, что намерена отдохнуть, поколесить по миру, набраться опыта, а уж потом решать такое серьезное дело, как выбор профессии. Истинная же причина скрывалась в личной драме.

— Мама! Я должна, наконец, поумнеть! — В эти дни Софи перешла от привычного «Ина» к «маме». Девочка, всегда чувствовавшая себя взрослой и чрезвычайно разумной, нуждалась в защите и помощи. Друг Софи — ее первый настоящий парень — оказался подонком.