Идея фикс

— Выходит, им был нужен Паламарчук. Но не в связи с кассетой. Странно… ведь он бы мог, допустим, не передавать пленку девушке, а бросить под любой куст, чтобы потом за ней вернуться… Но он доверил столь важный документ Анжеле! Наверно, что-то чувствовал или догадывался…

— Боюсь, о последних мыслях русского партийного босса нам уже никто не сможет рассказать.

— Нам это в принципе и ни к чему. У нас другая цель, — непреклонно заявил Арчи.

— Значит, теперь я должен отправляться в Москву и выспрашивать у дочки министра про некую пленку? — невесело хмыкнул Сид.

— Я тоже не в восторге от хода нашего расследования. Понимаешь… Заместителя министра-то, отца Лары, давно убрали. Там теперь совсем другая власть. Но, насколько я сумел выяснить, госпожа Решетова живет припеваючи. Был вроде облом, а потом все выровнялось. Видишь ли, мальчик, если кто из этих троих девчонок и знал о всяких закулисных интригах в Советах, то это Лара. Она, понятно, смекнула, что партийный босс Паламарчук не стал бы таскать с собой и прятать от налетчиков нечто незначительное. Поэтому, допустим, и предложила Снежине перепрятать кассету… Размышляем дальше… Девочка привезла «подарочек» отцу, и тот во всем разобрался. В те брежневские годы государственные аппаратчики такими делами ворочали! С помощью КГБ он мог докопаться до истории с перепрятанным ОГПУ кладом и предпринять какие-то шаги.

— Думаешь, русские все же добрались до подводной пещеры? И втихаря от мировой общественности загребли золотишко?

— Допускаю такую возможность. И еще не исключаю второй вариант — папаша не успел извлечь клад. Информацией владеет его дочь. Теперь ее очередь задуматься об изъятии золота. Кстати, возможно, она не так уж глупа, чтобы доставать все сразу. Завела верного дружка, и тот таскает из копилки понемногу.

— Угу… Если так, то рассчитывать на ее откровенность не приходится.

— А ты поаккуратней. Красивый парень всегда может найти доступ к сердцу женщины. Попытайся войти в доверие, подружиться… Ну, возможно, сыграть в любовь. Мы же стоим на хлипкой почве. Набрасываться сразу с прямыми вопросами неосмотрительно.

— Не нравится мне эта затея, Арчи… Уж очень все сомнительно. Может, предложить ей взять нас в долю? Ведь кассета принадлежит тебе.

— Сориентируешься по ситуации. А сейчас выбрось из головы сомнения и жми, как паровоз, к цели, — загасив тлеющий окурок, постановил Арчи. — Уголь и пар — за мой счет. Прямо по курсу — Лара Решетова. Кстати, она сейчас не в Москве. Вот погляди прессу, — Арчи достал из мусорной корзины журнал «Музыкальный мир» и бросил его Сиду.

К одиннадцати часам торжественный банкет в ресторане миланского отеля «Ла грация» подошел к той черте, за которой начинается дружеская пирушка. Те, кто возглавлял великолепный стол, незаметно исчезли. Вместе с ними растворились в полумраке фойе массивные фигуры секьюрити и самые капризные, но отнюдь не самые эффектные женщины.

Эффектные остались здесь, среди отцветающего бала, стараясь удержать радужное веселье и заполученных по случаю кавалеров. Конференция ЮНЕСКО «Музыка сегодня» завершилась, неформальное общение коллег и новых друзей обещало более радужные перспективы, чем деловые встречи, проникнутые духом скорбного прощания с высокими музыкальными традициями.

Лара Решетова, представлявшая российскую музыкальную критику классического образца, отколола от вечернего платья карточку со своим именем и бросила ее в урну. Ее деловая миссия завершилась. Доклад произвел должное впечатление, заключены кое-какие перспективные соглашения.

— Кончен бал, погасли свечи? — печально усмехнулся Серж Бонован, протягивая Ларе бокал с коктейлем.

Она попыталась взглянуть на кавалера со стороны. Коренастое, узкоплечее тело с солидным животиком удачно преображал отличный костюм, а почти лысая крупная голова с мясистыми багровыми ушами и пупырчатой кожей, как ни странно, имела некую скульптурную выразительность. Выступающие надбровья, крупный нос и губы могли бы принадлежать рязанскому крестьянину, но в оформлении итальянских стилистов приобрели своеобразный шарм. Серж излучал обаяние предприимчивого, удачливого, довольного жизнью человека. Изъяснялся с Ларой генеральный директор миланского Общества любителей музыки на чисто русском языке.

— Ты все же решила улететь ночным рейсом? — Он смотрел на нее именно так, как полагалось это делать ироничному, тонкому собеседнику и страстному любовнику на пороге разлуки. Затем взял Ларину руку и, отвернув край тонкой белой перчатки, прикоснулся губами к запястью, к тому месту, где пульсировала голубая жилка.

Лара непроизвольно отдернула руку. Ее все больше и больше бесило, что этот офранцузившийся шестидесятилетний еврей из бывшего СССР делает именно то, что не умели или не считали нужным делать «охмуряющие телку» русские джентльмены.

— Миланские каникулы кончились, — усмехнулась Лара.