Идеи и интеллектуалы в потоке истории

актуальных западных проблем посредством местного, не известного на

Западе идейного потенциала, получают, как минимум, шанс быть

«услышанными». А это уже возможность продвижения к паритетности.

Другая сторона необходимости полемики и включенности

в мировые дискуссии — политика философских журналов и

72 Становится доступным пестрое разнообразие философских работ до и вне

установления идеологической монополии в СССР (см. солидную книжную

серию «Философия России первой половины XX века»).

264

издательств, редакционных коллегий книжных серий. Не так уж

трудно включить в перечень критериев учет ранее высказанных

взглядов в ведущих мировых журналах,  оригинальность и

аргументированность заявленной позиции.

Философия, бросающая вызов

Теперь представим в качестве «идеального типа» ту периферийную

философию, которая хотя бы пытается реализовать сформулированные

требования. В ней есть черты «провинциальной» философии

(постоянное напряженное внимание к тому, что делается в «столицах»,

попытки быть там «услышанными») и «туземной» философии

(большие амбиции, смелое прокладывание собственного пути,

пестование своих национальных школ, изобретение собственных

методов, подходов, понятий, терминологии). Ясно, однако, что это

некий иной тип, требующий своего отдельного обозначения.

В геополитике державу, пытающуюся прорваться в круг великих

держав, традиционно называют challenger — державой-претендентом,

державой, бросающей вызов. Примерно понятно, что делать

национальной философии (в том числе, российской), бросающей вызов

«столицам», на основе сформулированных выше общих ориентиров и

рассуждений.

Первое — это, конечно же, направленность на обеспечение

максимально широкого доступа к текущей «столичной» периодике

(наличие западных журналов в местных научных библиотеках) и

доступа к электронным публикациям; установление собственных

внутренних высоких стандартов (не дожидаясь принудительных норм

со стороны ВАКа, Академии наук или Минобра) на знакомство с

литературой и на оригинальность собственного вклада в решение

«горячих» проблем, обсуждаемых в «столицах»; получение поддержки

от собственного начальства, например, в рамках кампании за места

институций в мировых рейтингах.

Второе — формирование исследовательских групп, прежде всего, с

вовлечением талантливой молодежи со знанием языков и амбициями,

регулярные семинары, по возможности, стажировки в «столицах»,

планирование и проведение исследований в связи с горячими

«столичными» проблемами, но на основе каких-то собственных

конкурентных преимуществ; упорные попытки публиковать результаты в западных журналах.

Третье — активный поиск авторитетных коллег в «столицах»,

которые могли бы заинтересоваться роводимыми

здесь исследованиями, обязательно личное знакомство с

ними (теоретические основания см. в книге [Коллинз, 2002]), создание

коалиций и выстраивание дальнейших стратегий преодоления

философской периферийности.

265

В отношениях «философия и власть» домостроевская метафора

(жена, зависящая от мужа-хозяина, см. главу 5) должна быть понята

как устаревшая схема, тесно спаянная с порочными циклами

российской истории, — и схему, и принудительность власти, и циклы

следует изживать. Вынужденная центрированность на отношениях с

властью должна быть заменена на обретение своего голоса в кругу

других национальных философий. Российская мысль обретет свое

лицо, интересное и привлекательное для других, когда зависимость от

власти сменится на другую модель — клуб пусть не равных, но

свободных и уважающих друг друга участников обсуждений и споров,

продолжающихся в веках.

266

Глава 17. «Провинциализм», «туземство» и факторы интеллектуальной

«столичности» в социальном познании 

Мировая иерархия в науке: кто кого слышит

Российское социальное познание, с одной стороны, издавна

испытывает мощное влияние европейской традиции (в рамках которой

оно, собственно, и появилось) и с недавних пор — влияние

американских исследований и идейных достижений. Таким образом,

прогресс западной науки и философии представляет собой

перманентный вызов для отечественных обществоведов, в том числе

социологов. Два противоположных ответа на этот вызов —

ученический и изоляционистский — формируют типы социальной

науки, которые М. Соколов и К. Титаев обозначили намеренно

провокационно как «провинциальная наука» и «туземная наука».

В метафоре научной коммуникации как разговора «провинциальная

наука» слышит только столицы (признанные мировые центры

исследований), которые редко и нехотя отвечают ей взаимностью. При

этом «туземная наука» говорит сама с собой, в лучшем случае

обсуждая стародавние учения, слышит только себя, больше никто ее

не видит и не слышит74.

Рассмотрим аспект интеллектуальной мобильности.

«Провинциальная наука» стремится приобщиться к столицам,

осуществляя «паломничество» (стажировки, конференции, попытки

закрепиться); те, кто возвращаются, стремятся опять попасть

в признанные и престижные центры. Основные процессы