Читаем Идеи и интеллектуалы в потоке истории полностью

Новое относительно незначимого не будет понято и принято во

внимание. Значимое без новизны является скучным повтором

известного и также не будет услышано. Только комплект

«значимое + новое» имеет шансы на привлечение интеллектуального

внимания. Только такое высказывание услышат: прочтут статью,

переведут книгу, будут их критиковать или хвалить, на них ссылаться,

развивать или модифицировать заложенные в них идеи и подходы.

Хронический порок «провинциальной науки» заключается

в отсутствии новизны, поскольку в ней ученически воспроизводятся

понятия, концепции, терминология столиц. В лучшем случае на

работы «провинциалов» ссылаются представители столиц как на

случаи подтверждения их идей на «экзотическом» (например,

российском) материале.

В «туземной науке» вполне может появиться своя новизна, но эти

ученые остаются в стороне от переднего фронта проблем, не знают и

не хотят знать, что теперь актуально и значимо в центрах столичной

науки, поэтому любая их новизна не значима ни для кого, кроме них

самих. Достижения «туземцев» ни в стране, ни в мире не видят и не

слышат, поэтому они вынуждены довольствоваться сугубо местным

признанием.

Значимость и новизна являются не только факторами социального

признания, но они также дают ученым чувство прикосновения к

истине, чувство того, что они занимаются настоящим познанием, а это

уже ценности духовного комфорта.

Факторы духовного комфорта ученого

Духовный комфорт как раз и предполагает причастность к высшим

святыням, ценностям. Для ученых это означает уверенность в том, что

они участвуют в деле познания, постижения истины [Соколов, 2015],

причем значимость этого занятия и результатов выходит за рамки их

жизни.

Что же делает науку «настоящей»? Апелляция к «истине» и

«объективной реальности» стала бы соскальзыванием с метанаучного

уровня обсуждения, поэтому она не поможет решению поставленного

вопроса. Если же принять во внимание социальные и исторические

проявления «настоящего познания», то они обнаруживаются

достаточно просто: по прошествии поколений результаты таких

исследований (и их авторы) остаются в интеллектуальном дискурсе,

переиздаются, обсуждаются, попадают в справочники и учебники

270

[Коллинз, 2002].

Такой исторической чести удостаиваются

преимущественно работы и авторы из столичных центров, тогда как

немногие исключения (Спиноза и Кьеркегор в философии,

Лобачевский в математике, Бахтин в литературоведении, Кондратьев

в экономической истории и др.) только подтверждают правило: они

либо сами получали образование в столицах, сохраняли контакты с

ними, либо по тем или иным причинам оказывались в центре внимания

тех же столичных центров, поскольку выдавали новые перспективные

идеи относительно значимых, особо «горячих» тем.

Радость узнавания и разоблачение неадекватности

Что же происходит вместо этого в «провинциальной» и «туземной»

науках? Есть сходные ключевые элементы в работах обоих типов

исследователей: все те же «радость узнавания» и «разоблачение

неадекватности» (см. главу 8).

«Провинциалы» испытывают «радость узнавания», когда в местном

материале им удается обнаружить реалии, подходящие новым,

модным и активно обсуждаемым понятиям в западной — столичной —

науке. «Туземцы» также переживают «радость узнавания», когда на

новом материале находят подтверждения идеям своих местных

кумиров. Однако эти идеи почти всегда оказываются отзвуками

давнишних интеллектуальных влияний из столиц, что и делает

«туземную науку» перманентно и безнадежно устаревшей.

Второй типичный феномен — разоблачение неадекватности, т. е.

привычные сетования и «провинциалов», и «туземцев» на то, что

западные понятия, в том числе классические и широко используемые,

не имеют прямых или вообще каких-либо денотатов в российской

действительности.

«Провинциалы» упорно ищут и находят иные, более адекватные

понятия в той же столичной науке, например, разоблачая отсутствие

в России настоящих «граждан», «гражданского общества», «права»,

«парламентаризма», делая упор на «аномии», «тоталитаризме»,

«сословном обществе» и т. д. [Гудков, 2004; Кордонский, 2008].

«Туземцы» обычно фиксируют «неадекватность» западных

концепций, указывают на некую расплывчатую, но прекрасную

«особость» российских реалий (в почтенной традиции «умом Россию

не понять…»).

Ясно, что ни тот, ни другой подход не дает шансов на признание

в будущих поколениях. Чтобы преодолеть эту слабость, необходимо

разобраться с факторами такого признания.

Условия продвижения к интеллектуальной «столичности»

Итак, несколько метафизическое понятие «настоящей науки»

выводит нас на социальное признание, но уже в долговременном плане

271

диахронии: на признание в последующих поколениях исследователей.

Данная тема детально разработана Р. Коллинзом

[Коллинз, 2002, главы 2, 15], поэтому можно перечислить основные

социальные условия достижения такого успеха:

прямое общение с лидерами в данной области, попадание

в центры интеллектуальных сетей;

участие в интеллектуальных конфликтах, спорах,

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное