Идеальный выбор

К тому времени, когда она добралась домой, отменив выход на работу, мимолетный восторг при виде сияния новой жизни затмило стойкое воспоминание о крови, дерьме и слезах. В отличие от Пита и Бет, она не склонялась над новорожденными, сдувая ошметки боли восторженными ахами. Она отправилась домой одна, без ребенка, оправдывающего мучения, и без отца ребенка, уверяющего, что все будет хорошо. Бет беспокойно спала, а Пит стерег новехонькое пополнение в семье. София в такси ежилась от перспективы пройти через все это в одиночку. Да и кто поверит ее россказням, когда через девять месяцев родится ребенок Меньше чем через девять месяцев. Хорошо, если за оставшиеся три четверти года она сумеет убедить хотя бы себя в правдивости этой истории. И ни кротчайшая из акушерок, ни ласковейший из врачей, ни благожелательность полдюжины опытнейших медсестер, видавших тысячи новорожденных, но не утративших энтузиазма, не облегчат ей жизнь, когда придет срок София в одиночку приближалась к событию, к которому большинство людей шествуют парами. В усталом мозгу роились обрывки фраз: возмущенная общественность требовала от правительства встать на защиту семьи и мрачно предрекала ее полный упадок. Под этот аккомпанемент София чувствовала себя абсолютной одиночкой.

Дома ее поджидал Габриэль.

— Ну как прошло?

— Утомительно и страшно. Жутко утомительно и дико страшно.

— Ты была там от начала до конца?

— Если не считать пяти минут, когда выскочила поблевать — вечерний ритуал беременной девушки. А ты где был?

— Но ведь закончилось все просто здорово, правда?

— Ты о чем?

— Разве ты не возликовала, увидев новорожденных?

— Что?

— Ну… растрогалась, разволновалась.

— О, ради бога, — усмехнулась София. — Бет меня поразила. Поначалу она держалась, но потом, когда сообразила, что на первом ребенке дело не закончилось и ей придется начинать все сначала и опять терпеть жуткую боль, она орала часа полтора, умоляя врачей вырвать из нее мальчика, а в самом конце, когда ее зашили, как фаршированную курицу, и отправили спать, вид у нее был — врагу не пожелаешь.

— Но Бет и Пит наверняка думают, что стоило мучиться? Ради новорожденных?

— Не сомневаюсь, они думают, что стоило, и, конечно, они правы. Совершенно, полностью, безоговорочно правы. Как любая другая счастливая семья. Но их двое. У Бет есть Пит, чтобы жалеть ее, изображать большого папочку и заботиться о всей семье, и я уверена, она ошалеет от счастья, когда проснется, — правда, когда встанет на ноги, радости поубавится, — и наверное, как всякая молодая мать, увидев двух прекрасных малышей, она не станет вспоминать о пережитых ужасах. Хотя мне трудно представить Бет в роли мамаши-квочки, но уверена: и она, и Пит счастливы безмерно. Пока. И будут счастливы какое-то время. Много лет, может быть. Ты это хотел услышать?

Габриэль смотрел на нее, не зная, что ответить, не такой реакции он ожидал.

— Вот видишь, — продолжала София, — ты не сумел угадать, что я почувствую, а ведь, наверное, долго голову ломал.

Он приблизился к ней, его ноги опять почти не касались пола — даже в состоянии крайнего волнения София отметила этот факт, — она остановила его, вытянув дрожащую руку:

— Не подходи! — Габриэль замер, и София продолжала: — Послушай, это было потрясающе. Невероятно. Чудо сраного рождения, как и все прочие роды, о которых мне рассказывали, и даже лучше, потому что я была там и чувствовала жар тела Бет, запах крови. И я плакала, все время плакала, и я правда была тронута и поражена, и Бет действительно молодец, она потрясающая, и хвалить ее не перехвалить. Но Бет этого хотела. Готовилась. Стремилась к этому из года в год. У Бет есть Пит. Они оба этого очень хотели. — София принялась ходить по комнате, Габриэль отодвинулся к стене. — Но, если ты еще не понял, я ребенка не хотела даже слегка. Я вообще ни о чем подобном не думала. Для тех, кто готов завести ребенка, холить его и лелеять, чудо рождения и впрямь высшая награда, но когда у тебя и в мыслях не было рожать и ты возвращаешься в пустой дом посреди ночи, совершенно охренев от только что увиденного, и представляешь, через что тебе скоро придется пройти, — я о себе говорю, идиот, — тогда все это полный кошмар. Беспросветный. Мне страшно, Габриэль.

— Страшно? — Габриэль сдвинул брови. — Выходит, ты решила родить?

София резко подняла голову:

— Что значит решила? Ты сказал, что у меня нет выбора.

— Нет, выбор всегда есть. Свобода воли.

— Ты сказал, что я не смогу сделать аборт, сказал, что ничего не выйдет. Где тут свобода воли?

Габриэль пожал широкими плечами:

— Могла бы попытаться, но ты и не пробовала. Получается, ты сделала выбор, отказалась от попытки. Это тоже свобода воли.

София покачала головой, события за день и собственная растерянность доконали ее:

— Да ну? Какое, однако, широкое толкование свободной воли.

— Точно, — подтвердил Габриэль. — Широкое.