Идеальный враг

– Я спрашиваю, почему не спите, сержант Хэллер?

– Отрабатываем наложенное взыскание, сэр!

Павел стоял, вытянувшись по стойке “смирно”, высоко вздернув подбородок, таращась прямо перед собой, как было предписано уставом.

– Фамилия?

– Рядовой Голованов, сэр! – ответил за своего подчиненного сержант. И, словно оправдывая его, чуть тише добавил: – Он только что из учебного центра.

– Голованов… – медленно проговорил уорент-офицер. – Русский?

– Так точно, сэр! – отозвался сержант.

– Что за фамилии у вас, русских, – пробурчал уорент-офицер, разглядывая застывшего, безмолвствующего Павла. Не дождавшись ответа, махнул рукой: – Ладно, продолжайте… – Он повернулся, намереваясь вернуться в штаб, в каморку дежурного, где остались старший офицер и солдат-посыльный, но вспомнил что-то я снова обратился к сержанту:

– Хэллер!

– Да, сэр!

– Закурить есть?

– Так точно, сэр!

– Дай сигарету.

– Пожалуйста, сэр! – Сержант красиво и четко – словно специально тренировался – выхватил из нагрудного кармана пачку сигарет, протянул уорент-офицеру. Тот вытащил одну сигарету, помедлив, поразмыслив, взял еще одну. Поблагодарил:

– Спасибо. Свои кончились, а ночь длинная.

– Да, сэр.

– Вы тут недолго давайте. Перед рассветом тревога может быть. Отсыпайтесь.

– Ясно, сэр. Скоро закончим.

– Ну-ну…

Уорент– офицер, спрятав трофейные сигареты за обшлаг кителя, ушел. И муштра возобновилась.

Было уже совсем темно. Над черными сопками поднялся в звездное небо месяц – тонкий, словно след от ногтя. Из-за темных казарм, с той стороны посадочной площадки, где стояли ангары, доносилось грохотание, слышалось мерное постукивание, там зарницами вспыхивали отблески электросварки – техники разбирались с новым оборудованием, проверяли его, доводили до ума – времени у них почти не оставалось, и они трудились даже ночами. Главный инженер Форпоста был настоящим фанатиком работы…

– Все на сегодня, – устало сказал сержант через полчаса. – Покурим и пойдем спать. После прогулки на свежем воздухе спится хорошо, по себе знаю. Сигареты есть?

– Я не курю, сэр.

– Это правильно. – Сержант мял в пальцах сигарету. – Я до армии тоже не курил. А тут начал.

Они присели на ступенях трибуны, с которой не так давно приветствовал их начальник отдела информации – брехун, если говорить проще.

Сержант щелкнул зажигалкой, поднес огонек к сигарете, затянулся, выдохнул дым в ночное небо. Долго смотрел на месяц. Сказал тихо:

– На Луне, по последним данным, шесть баз экстерров.

Павел тоже посмотрел в небо. Нашел среди звезд красную искорку – возможно, Марс. Сказал:

– И на Марсе три.

– Да… И вроде бы на спутниках Юпитера. А может, и еще где-то… Далеко, чертовы твари. Нам до них не дотянуться.

– Когда-нибудь, сэр, мы очистим от них всю Солнечную систему.

– Когда-нибудь…

Павел смотрел в небо и вспоминал дом. Думал об отце, которого совсем не помнил. О матери и сестре. О Тинке – впечатлительной, смешливой Тинке, веселой девчонке, которая однажды вдруг изменилась, стремительно повзрослела.

А когда– то они тоже вот так смотрели в небо, и он показывал ей Марс и рассказывал об экстеррах, а она ежилась и прижималась теснее. Тогда ему нравилось пугать ее. Теперь же…

– Ходят слухи, затевается третья экспедиция, – сказал сержант.

– На Луну?

– Нет, на Марс.

– Нанесем удар по логову?

– Может, узнаем что-то новое про этих тварей. Вдруг найдем самих хозяев?

– Две экспедиции ничего не дали.

Сержант помолчал. Потом заявил жестко: – Я буду туда проситься. Я уже готовлю рапорт.

Павел посмотрел на него. Напомнил то, о чем не было надобности напоминать: – Первые две не вернулись.

– Знаю.

– Все погибли. Весь десант.

– Космолетчики вернулись.

– Они не высаживались на поверхность.

Сержант пожевал губами сигарету. Повторил тихо: – Я буду туда проситься.

Они помолчали, задумавшись каждый о своем.

– Слушай, Писатель, – всем телом повернулся к Павлу сержант. – Ты на меня не обижайся, ладно? Я иногда кричу, ору, могу и кулаком двинуть, но ты не обижайся.

– Нет, сэр.

– Ты пойми, я ведь совсем не такой, каким кажусь. Я не настолько туп и не так груб, как выгляжу. Это – роль. Погоны – это как маска. Я надеваю форму и начинаю играть роль. Такие уж правила. Иначе нельзя.

– Понимаю, сэр.

– Понимать не надо. Главное – не обижайся. Обид на войне быть не должно.

– Да, сэр.

– Думаешь, мне доставляет удовольствие гонять тебя тут два часа? Да я сам спать хочу. Просто уж роль у меня такая. У каждого своя роль… – Сержант затянулся в последний раз, щелчком выбросил окурок – алая стрелка рассекла ночь, ударилась о бетон и рассыпалась мелкими искрами.

– А знаешь, какое самое страшное наказание было у нас в учебке? – Сержант встал, потянулся, кряхтя. – Не марш-бросок, не шагистика на плацу. Это для настоящего солдата на пользу и в удовольствие. А нас заставляли учить стихи. Запирали в карцере с книгой, и, пока не вызубришь, не расскажешь наизусть отрывок, из карцера не выйдешь. Чем больше провинность – тем больше учить. Я Шекспира читал, и Гете, и Шиллера. Гомер – это настоящее мучение. И ваших тоже знаю – Пушкина, Чехова.

– Чехов – прозаик, сэр, – заметил Павел, поднимаясь и отряхиваясь.