Идеальный вариант

– В парикмахерскую идти? Укладываться? – В голосе появлялась тоска. Парикмахерские недолюбливала, руководствуясь принципом: ни один мастер не знает твою голову лучше, чем ты сам. Парикмахеры – они как хирурги: лишь бы резать. Попросишь кончики подровнять, а тебе полголовы оттяпают, да еще и челку какую-нибудь выдумают, что потом полгода в зеркало смотреть не станешь. Наташе идут гладкие волосы. У нее высокий лоб, большие глаза, приятный овал лица, а собранный на затылке хвост выгодно подчеркивает все эти достоинства. Так зачем тратить время и деньги на визит в салон? Седину подкрасить и сама может. Это тем, кто привык радикально менять цвет волос из смоли в пепельный блонд, а потом в рыжину, показано посещение стилистов, а Наташа со своей привычной баночкой хны как-нибудь сама справится. Да и вместо дорогущих средств, которые предлагают в салонах для ухода за шевелюрой, она использует еще бабушкой проверенное репейное масло. И волосы у нее густые, тяжелые, блестящие, и цвет красивый – каштановый. Если распустить… Ну, конечно! Можно ведь распустить!

– А что, если я распущу волосы?

– Распусти.

Наташа облегченно переводила дух, но не тут-то было. Следовало продолжение:

– И накрути.

– Что сделать?

– Накрутить.

– Зачем?

– Для красоты же! – Светка начинала злиться.

– А так некрасиво?

– Обыденно. Без изюминки, понимаешь?

Она не понимала, но в магазин за бигуди послушно сбегала. То ли от незнания, то ли от бестолковости купила мелкие и в огромном количестве. Полдня потратила на то, чтобы водрузить их на голову, еще столько же на то, чтобы снять. Вечером одновременно явились Светка и муж.

– Ну как? – спросила, медленно вертя головой.

Подруга, не сдержавшись, прыснула. Муж повертел пальцем у виска и констатировал:

– Пудель.

Наташа убежала в комнату плакать, а Светка в магазин за бигуди более подходящего размера.

Часа через два по ее плечам рассыпались крупные локоны. Подруга довольно потирала руки, а муж, которому пришлось самому погреть себе ужин, расщедрился на замечание: «Неплохо!»

Теперь в ежедневных упражнениях перед зеркалом Наташа мысленно рассыпала по плечам чудесного платья локоны и удовлетворенно улыбалась, но через секунду вновь ощущала беспокойство и торопливо щелкала кнопками телефона, спрашивала:

– А если не смогу?

– Чего? – Светка утомленно вздыхала. «Наверное, она так же вздыхает, когда ученики ее в пятый раз просят объяснить какое-нибудь правило», – думала Наташа и объясняла:

– Прическу сообразить.

– Соображают на троих, а прическу изображают.

– Я боюсь. – Она давно привыкла не обращать внимания на учительскую манеру подруги вечно исправлять речь собеседника.

– Слушай, Ковалева, – та величала Наташу по фамилии в минуты крайнего раздражения. – Ты меня достала! Среди своих сковородок совсем одичала.

– Не говори ерунды! Со мной все в порядке.

– А если в порядке, то откуда этот страх. Будто не на встречу одноклассников собираешься, а в зверинец какой-то. Тебя что там, съедят, что ли?

– Нет, конечно, но…

– Никаких «но»! И бояться совершенно нечего!

– Да я боюсь, что прическа не получится! Это у тебя волосы сами собой на бигуди накручиваются и потом лежат пышными волнами, а у меня путаются, рвутся и смотрятся какой-то паклей.

– Это точно. – Согласившись, Светка расхохоталась. – Не паклей, а шерстью. Ты была похожа на бешеного пуделя. Мне Володьку даже не хочется ругать за прямоту. Попал прямо в яблочко.

– Может, хватит издеваться?

– Ладно-ладно. Буду тебя спасать: причесон изображу.

Верная обещанию подруга выслушала отчет о сборах и торжественно изрекла:

– Крась второй глаз. Я выезжаю. Будем тебя доводить до кондиции.

Внешний облик, наверное, требовал необходимой доработки, но внутреннее состояние – Наташа чувствовала – давно находилось на пределе и даже переступило границы последних остатков спокойствия. Целый час до прихода подруги Наташа то пила кофе на кухне, ерзая на стуле и почему-то неожиданно ощущая колкость платья, то на цыпочках подходила к гостиной, из которой периодически доносился стук переставляемых на доске шахматных фигур, но разворачивалась, не решаясь в очередной раз уточнить, не остаться ли ей дома. Где-то на полпути между гостиной и кухней она обязательно спотыкалась и, пискнув, потирала щиколотку, икру или пятку – колодка туфель была изящна, но непривычно высока. Не дойдя до кухни, останавливалась у зеркала и принималась поправлять макияж, добавляя то пудры, то румян, то подкрашивая губы, то снова стирая помаду. И еще думала, думала, думала: