Дори, как обычно, забралась в постель к Касси, и Себастьян склонился над ними. Дети лежали, свернувшись вместе, как котята, их лица были свободны от тревог. Он бы так хотел, чтобы они всегда выглядели так. И когда он повернулся, чтобы уйти, доска пола заскрипела под его ногой, и Касси поднялась. Клинок промелькнул в неясном предрассветном свете.
– Все в порядке, Касси, это всего лишь я, – мягко сказал он. – Давай спи. Ты в безопасности.
Она проворчала что-то, нож исчез под подушкой, и она устроилась под одеялом. Дори не шевелилась, но он был уверен, что она не спит. Она лежала слишком неподвижно и напряженно.
– Спи спокойно, Дори. Ты тоже в безопасности, – прошептал он.
Себастьян осторожно закрыл за собой дверь. Его сердце было словно кусок свинца. Будет ли его неспособность защитить их прежде всегда преследовать этих невинных девочек?
Он подумал о верховой прогулке, но с тех пор, как встретил мисс Мерридью верхом, его утренние прогулки не дарили ему прежнего забвения. Он всегда посматривал через плечо, в поисках стройной женской фигуры, сломя голову несущейся на гнедой лошади.
Он прошел в свой офис, зажег лампу на столе, и принялся за работу. Нужно было прочесть и написать письма, проверить счета, послать указания, прочитать новости о кораблях, отчеты; огромное количество работы, в которую можно было погрузиться. Благодарение Богу за требования бизнеса.
Вскоре после девяти часов раздался стук во входную дверь. И так как Себастьян как раз проходил мимо нее, то он и открыл. Позади него остановился, поскользнувшись, лакей.
Наступила внезапная тишина, когда его лицо показалось визитерам. Как будто они только что говорили о нем. Три пары великолепных голубых глаз холодно смотрели на него.
– Добрый день, мистер Рейн, – заговорила Хоуп. – Мы пришли за Касси и Дори, как было договорено. – Она вытянула два пальца руки в перчатке, не глядя ему в глаза. Она выглядела... настороженной. Когда бы она не встречала его прежде, то всегда одаривала его теплой, замечательной улыбкой. Сегодня улыбки не было.
Он ожидал подобной реакции, когда внезапно сообщил ей о своем ухаживании за леди Элинор днем ранее. Он не сознавал, как ему будет недоставать ее улыбки. Он почти испытал боль.
Испытывая абсурдную обиду, он едва коснулся ее пальцев и отступил. Напряженно сказал. – Прошу. Заходите. Девочки еще не готовы.
Мисс Мерридью и ее сестры зашли, а за ними следом лакей, несший вместе с крепкой молодой служанкой большую емкость. Служанка, которая держала в руке еще и корзинку, посмотрела на него с любопытством.
– Я пошлю кого-нибудь за ними наверх, – он щелкнул пальцами, обращаясь к медлительному лакею, который незамедлительно побежал наверх.
Мисс Фейт подняла бровь и посмотрела на сестру, потом увидела, что он заметил ее жест. – Я признаю, что это немодный час для визита, – сказала она. – Но так как мы собирались в Грин Парк, мы подумали, что девочки могут посмотреть, как доят коров.
– Коров? – нахмурился Себастьян.
Заметив его замешательство, мисс Хоуп объяснила. – В Грин парке есть стадо, которое обеспечивает жителей Лондона свежим молоком.
Себастьян резко кивнул. Он не интересовался коровами, особенно теперь, когда она на него даже не смотрела, говоря с ним.
Как только девочки сойдут вниз, он помашет им на прощанье, и вернется к своим счетам и отчетам. Он был занятым человеком, и мог подумать о чем-то поважнее, чем о том, ранил ли он ее чувства или нет.
Мортон Блэк наблюдал за происходящим на мукомольном предприятии, а там явно была потенциально взрывоопасная ситуация. И пароход с хлопком задерживался. Цифры по добыче в шахтах отклонялись от обычных показателей, и отчет из судоходной компании были раздражающе неполным. Некоторые особо негативные письма следовало просмотреть.
Он бы так хотел, чтобы его ухаживание за леди Элинор закончилось. Он слишком хорошо осознавал окружающую действительность. И знание того, что еще не все урегулировано между ними, беспокоило его разум и волновало тело.
Если бы только мисс Мерридью не была одета в мягкое муслиновое прогулочное платье, которое ласкало ее изгибы с любящей нежностью. И не выбрала голубой шелковый тугой корсаж, который подчеркивал ее грудь. Ее шляпка была такого же голубого шелка, и эффект от всего этого голубого великолепия заставил его почувствовать, словно он тонет в ее глазах.
И если бы только ее улыбка была искренней, а не надменной и полной сомнений, он бы теперь не боролся с потребностью взять назад те слова, которые он произнес, чтобы она улыбнулась и посмотрела на него так же, как тогда под ивой.
И он не потерял бы сон, если бы поцеловал эти нежные розовые губки всего лишь еще раз.