Идеальный вальс

Потребовалось бы всего лишь мгновенье, чтобы отбросить это препятствие прочь и войти в нее. Все тело Себастьяна пульсировало от желания совершить это действо. Она уже была возбуждена: Себастьян чувствовал ее пьянящий женственный аромат. Его женщина. Его половинка. Его любовь.

Довольно долго Себастьян лежал, не двигаясь. Затем, заключив лицо Хоуп в ладони, он мягко приблизил ее губы к своим. Не отрывая рук от плеч Себастьяна, которые ранее назвала великолепными, Хоуп наклонилась вперед и мягко его поцеловала.

Его рот и язык поддразнивали ее губы, постепенно углубляя поцелуй настойчивыми ритмичными движениями, заставившими девушку еще крепче за него ухватиться и желать большего.

Она сжимала, гладила и массировала его плечи. Ее пальцы зарылись в его коротко стриженые волосы, прочно удерживая. Сильно зажмурившись, Хоуп погрузилась в поцелуй.

Их языки боролись, гладили друг друга, в то время как Себастьян сжимал ее грудь сквозь тонкую ткань рубашки, наслаждаясь ее приятным весом. Он почувствовал, как сосок напрягся от его прикосновений. Она издавала короткие, чуть слышные звуки удовольствия, пальцами вцепившись в его плечи и обхватив ногами его бедра. Его ноготь сквозь ткань слегка царапнул кончик ее соска, и бедра Хоуп судорожно сжались в ответ. Любая, даже самая небольшая, дрожь ее тела передавалась его телу.

Хоуп прервала поцелуй и отклонилась, посмотрев на руку, прижавшуюся к ее груди. Глаза девушки внимательно следили за его пальцем, проводившим по соску вперед и назад точно так же, как и его язык недавно двигался у нее во рту. С потрясенным выражением лица она выгнулась, прижавшись к ласкающей руке еще сильнее. Женские бедра снова сжались, из горла вырвался стон.

Мурлыча от удовольствия, она откинула голову назад, стоило Себастьяну начать ласкать ее обеими руками.

Внезапно, захватив его большие руки в свои, Хоуп остановила их. Ее глаза замерли на мужской груди.

– На тебе это тоже сработает? – прозвучал ее хриплый голос.

Он пожал плечами, словно не знал ответ. Тогда Хоуп проворковала:

– Ты ведь разрешишь мне заняться исследованием, не так ли? – нежные ладони разместились на его груди, поглаживая ее с явным одобрением. – Такая красивая и твердая.

Он тут же сжал ее грудь.

– Такая красивая и мягкая.

Она засмеялась и отбросила его руки прочь.

– Прекрати. Я хочу сосредоточиться, но не могу, когда ты вот так ко мне прикасаешься.

Ее ладони закружились по поверхности его груди, медленно приближаясь к соскам. Себастьяну нравилось серьезное сосредоточенное выражение на прекрасном лице. Тонкие пальцы задели наконец соски и мягко их сжали, заставив тело Себастьяна выгнуться дугой. Пламенные стрелы побежали от ее ищущих пальцев прямо к его паху.

– Ага. – Хоуп коснулась его маленького соска и ради пробы снова его сжала. Он отреагировал также. Глубокомысленно нахмурившись, она внимательно посмотрела сначала на голую мужскую грудь, а потом на свою, скрытую под плотной фланелевой тканью. Воспоминала о том, как он освободил ее грудь и взял сосок в рот?

– Там, на крыше, ты сказал, что завидовал желтым рюшам на моем платье и жалел, что твои руки не могут поменяться с ними местами. На кушетке ты сосал мою грудь сквозь шелк рубашки. Предполагается, мне надо снять эту вещь? – Краска бросилась ей в лицо, как только она произнесла эти слова. – Я имею в виду, я не...

Поцелуй остановил ее.

– Нет, – сказал он. – Предполагается, тебе ее снимать не надо.

Румянец исчез.

– О, – в ее голосе звучала смесь облегчения и разочарования.

Он мягко пояснил:

– Это сделаю я.

– О-о-о. – Румянец вернулся на ее щеки. Она сидела и ждала.

Двадцать маленьких гладких перламутровых пуговиц, от самого подбородка и почти до талии.

Одна пуговка, вторая. Стала видна стройная линия шеи. Он поцеловал ее, дегустируя тонкий аромат ее кожи.

Третья, четвертая и пятая открыли ямочку между ключицами. Он подался вперед и погрузил в нее свой язык.

К седьмой и восьмой пуговицам у него во рту пересохло, а дыхание участилось. Себастьян взглянул на девушку. Она внимательно смотрела в сторону, облизывая губы. Сердце громко стучало у него в груди.

С десятой пуговицей показалась сливочная долина ее груди, и он нагнулся вперед, прижимая к ней лицо, пробуя, облизывая ее шелковистую теплую кожу. Запустив пальцы в его волосы и ухватившись за его голову, Хоуп поцеловала его.

Пятнадцатая – и обе груди свободны, розовые соски требуют внимания, а его руки дрожат. Он теребил последние три пуговицы, готовый сдаться и отступить. Дыхание стало отрывистым, так же, как и у нее, словно они бежали наперегонки.

Он ухватился за подол рубашки, сбившейся на ее бедрах, и медленно-медленно начал поднимать ее вверх.

– О-о-о. – Из-за трения ткани о возбужденную кожу у Хоуп вырвался стон.

Он обнажил ее бедра. Это его женщина. Ее талию. Ткань задержалась на груди. Он потянул, и, как ребенок, она подняла свои руки, чтобы он мог полностью раздеть ее. Только она вовсе не была ребенком. Хоуп в полной мере, даже в высшей степени, являлась женщиной.