В моём воображении медленно крутятся огромные колёса трактора, больше ни о чём думать я не могу: только и представляется, как по дороге крутятся эти колёса, а Джейми попадает под них.
Перехожу на бег, несусь за ним, насколько позволяют мне мои ноги, надетые на них сапоги и каменистое шоссе. Нет, не дай бог с ним что-то случится, Марк.
Джейми ждёт меня у въезда к дому, раскрасневшийся и злой.
– Джейми! – Я не произношу имя, я его выкрикиваю, сама с трудом переводя дыхание, да ещё меня накрывает горячая волна паники. – Не смей так убегать, слышишь? Не смей!
Широкими шагами приближаюсь к нему, едва не поскальзываясь на гравии.
– Не смей убегать, особенно, особенно на дороге! А если за поворотом трактор? Так нельзя!
– Уйди! – орёт он на меня.
Я уже совсем близко от него и даже не успеваю себя остановить, подумать – моя правая рука рывком выбрасывается вперёд.
Вовремя, слава богу, успеваю остановиться. Пальцы проносятся по воздуху в сантиметрах от плеча сына. Я резко убираю руку и прижимаю её к груди, словно обожглась.
Джейми бросает на меня озлобленный взгляд, разворачивается на месте и обегает дом со стороны по направлению к саду и своему домику на дереве. В последний момент он оборачивается, ожидая увидеть, что я все ещё бегу за ним – а я и хотела бы, но не могу, – и скрывается из виду. Ноги вот-вот перестанут меня держать, на глаза наворачиваются горячие слёзы.
– Джейми, прости меня, – всхлипывая, шепчу я столь слабо, что никто, кроме меня самой, не услышит.
Марк, что я ему сделала?
Никогда-никогда-никогда ещё я ни на кого в гневе не кидалась. Ни на тебя. Уж тем более ни на Джейми. Да меня если на дороге подрежут, я даже сигналить не буду.
Марк, я не специально. Он убежал на дорогу, а я так испугалась. Я не думала его ударить. Не стала бы я бить. Ни за что.
Закрываю глаза, из них катятся слёзы. Где-то звонит телефон, и я не сразу понимаю, что это у нас дома. Заставляю себя сдвинуться с места. Хоть бы это была Шелли. Она-то подскажет, что делать.
Под зимней курткой кожа покрылась слоем пота, тяжело дыша, с трудом открываю замок боковой двери, скидываю сапоги. Звонок слышен громче, и мне вспоминаются слова Шелли про забитую память автоответчика.
Бегу по коридорам первого этажа в столовую, снимаю трубку на середине звонка.
– Алло? – выпаливаю, задыхаясь оттого, что бежала, и оттого, что поругалась с Джейми.
Ответа нет.
– Алло, – повторяю я.
Что-то щёлкает, раздаются гудки. Наверное, я взяла, а на том конце уже решили положить трубку и меня не слышали.
Я уже было иду в прихожую, но тут снова звонят – на втором гудке поднимаю трубку.
– Алло?
Тишина.
Жду секунду, прислушиваюсь к отсутствию хоть какого-либо звука: ни громкого дыхания, ни прерывистого сигнала, ничего.
– Марк? – И только когда я уже прошептала твоё имя, только услышав, что произнесла его вслух, я понимаю, что у меня за мысли в голове. Резко ставлю трубку на подставку, пячусь, пока не упираюсь спиной о край стула. Не ты это… идиотский колл-центр какой, или номером ошиблись, или ещё миллион объяснений. Нет, это не ты мне звонишь.
Глава 19
Кричат. Столько криков. Оглушительные вопли мужчин, пронзительные визги женщин. За два ряда от нас пассажир с трудом поднимается с места, рвёт на себя крышку багажного отсека. Зачем, хочется спросить. Какая разница? Мне бы заорать, но ни пошевелиться, ни рта открыть не могу. Невидимой силой меня пригвоздило к сиденью, да так, что и не вздохнуть.
По салону идёт дым. Колет глаза, чувствую его вкус во рту. Ещё несколько человек встают с мест, мимо пролетает чемодан, ударяется в подголовник соседнего кресла.
За окном всё смешалось – синее небо, что-то зелёное, что-то серое – взлётная полоса, земля.
Ещё мгновение. Ещё мгновение, и мы разобьёмся.
Судорожно открываю глаза, вдыхаю. В груди болит, во рту привкус дыма от того костра, что я разожгла в день твоей гибели. Каждый отчаянный стук сердца звучит в ушах, болезненно отдаваясь в макушке.
Моргаю в темноте. Сегодня на небе луна, её бледный серебристый свет освещает очертания мебели, отражаясь от гигантского телевизора в углу. Я, видимо, так на диване и уснула.
Кошмар не отпускает, только и думаю: как же тебе, наверное, было страшно, как одиноко. Сердце перестаёт колотиться только ещё через минуту. Где-то снаружи ухает сова. Вытягиваю руки, чувствую, шея затекла, глаза опухли, болят, вспоминаю, что плакала.
Вчера дождалась, пока Джейми уснёт. Он в конце концов украдкой вернулся домой – ужинать. В звенящей тишине мы на пару доели запеканку. Мы оба, мне кажется, расстроились, чувствовали себя виноватыми друг перед другом, но делали вид, что ничего такого и в помине нет. По крайней мере, я делала вид. На ночь прочитала сыну сказку, поцеловала, а потом пошла в гостиную, закрыла за собой дверь, чтобы Джейми не слышал. Без сил рухнула на диван и плакала, плакала, пока в душе ничего больше не осталось.