Идеальный шпион

В жизни его, конечно, были и другие подобные случаи. Со времени окончания войны службу Бразерхуда регулярно сотрясал очередной скандал. Когда он был главой берлинской резидентуры, однажды его ночной сон прервали целых три телеграммы. «Джек, хватит спать, подымайся и мигом сюда!» Он мчится по мокрым улицам, напряженный, внимательный. Телеграмма первая: человек, о котором немедленно будет сообщено в следующей телеграмме, наш работник, раскрыт как агент советской разведки. Представьте короткую информацию связанным с вами людям прежде, чем они прочтут это в утренних газетах. После этого он долго сидел над своими шифровальными блокнотами, прикидывая: это он? или она? а может быть, я? Телеграмма вторая: фамилия из шести букв. Какого черта мне еще думать о фамилии из шести букв? Первая «М» — Господи, Миллер! — вторая «А» — о Боже, это Маккей! И так пока на свет не является имя, тебе вовсе неизвестное, из отдела, о существовании которого ты даже не слыхал, и, когда препарированное досье ложится наконец на твой стол — перед тобой возникает образ жалкого педераста-шифровальщика в Варшаве, считающего, что он ведет крайне хитрую игру в то время, как его единственной заботой было досадить начальству.

Но все эти скандалы были лишь отдаленной пушечной пальбой, не затрагивавшей его лично. Он считал их не столько предупреждением, сколько подтверждением укоренившихся в Фирме тенденций, которые он так не одобрял: усиления бюрократизма, псевдодипломатничанья, преклонения перед американскими методами и излишним следованием американским образцам. По контрасту с этим его собственные сотрудники — штат, набранный его руками, в его мнении только выигрывали, и, когда у его дверей собрались эти охотники за ведьмами по предводительством Гранта Ледерера и его жалких мормонов-прихлебателей и, жаждя крови Пима, принялись тявкать и ссылаться на собственные свои надуманные подозрения, основанием для которых послужил лишь несколько выявленных компьютером совпадений, не кто иной, как он, Джек Бразерхуд, стукнул по столу, за которым проходило совещание, с такой силой, что стоявшие там стаканы с водой подпрыгнули: «Прекратите сию же минуту! В этой комнате не найдется ни одного мужчины и ни одной женщины, которых нельзя было бы превратить в изменника, если начать вот так копаться в их жизни, переворачивая все с ног на голову. Не может припомнить, где он находился вечером десятого числа? Значит, лжет. Ах, все-таки может припомнить? Так это он просто нагло выдумывает себе алиби! Будете продолжать ваши штучки, и каждый говорящий правду станет выглядеть откровенным лжецом, а каждый, честно исполняющий свою работу, превратится в агента, поставляющего сведения противнику! Будете продолжать в том же духе, и вы угробите наше дело так бесповоротно, как русским и не снилось! Этого вы добиваетесь?»

И слава Богу, репутация его, и его связи, и успехи его отдела, зафиксированные в бумагах, написанных на современном жаргоне, ненавидимом им, дешевом и все же весьма удобном, помогали ему держаться на плаву и коротать день за днем, ни секунды не помышляя о том, что наступит день, когда он пожалеет, что день этот наступил.

Он закрыл окошко и остановил машину в деревне, где его никто не знал. Он прибыл слишком рано. Ему надо было выбраться из Лондона, подальше от знакомых, от взгляда карих глаз Кейт. Дайте ему еще раз бессмысленно посовещаться о том, как свести к минимуму последствия, устройте еще одно обсуждение того, как скрыть все от американцев. Еще один полный жалости или упрека взгляд Кейт или взгляды серых солдафонов Бо, этих деревенских олухов, гордых, как китайские мандарины, в их глазах читается неприкрытая ненависть, — и Джек Бразерхуд может сказать вещи, о которых все, и в первую очередь он сам, потом пожалеют. Вместо этого он и вызвался в эту поездку, и Бо со странной готовностью заявил, что это прекрасная идея, кто же лучше его с этим справится? И, едва выйдя за порог кабинета Бо, он уже знал, что они рады его отъезду не меньше его самого.

— И звоните, пожалуйста, регулярно! — крикнул вслед ему Бо. — Через каждые три часа, по меньшей мере. Кейт будет отмечать звонки. Правда, Кейт?

Найджел проводил его по коридору.

— Когда будешь звонить, я хочу, чтоб это было через секретариат. Ты не должен пользоваться прямой связью. Предварительно тебе надо будет поговорить со мной.

«Таков приказ», — догадался Бразерхуд.

— Разрешение носит временный характер и в любую минуту может быть ликвидировано.

Деревянная церковная паперть, тропинка ведет по краю футбольного поля. Минуя ферму с кирпичными службами, он почувствовал, как в осеннем воздухе потянуло парным молоком.

— Мы удаляем их слоями, Джек, — поясняет Франкель на своем нарочитом континентальном английском. — Это в том случае, если мы вообще удаляем их.

— И по моему распоряжению, — добавляет из своего угла Найджел.