Идеальный шпион

Она тщетно искала в себе признаков удивления. Нет. И никакой волны протеста. Ни малейшей вспышки раздражения из тех, что так хорошо известны ее домашним. Бразерхуд прошел к окну и выглянул наружу. Из-за снега светало быстрее. Бразерхуд выглядел постаревшим, помятым. Седые волосы растрепались, и она заметила, что под ними просвечивает розовая кожа.

— Ты защитил его, — сказала она, — как верный друг.

— Точнее сказать, как последний дурак.

В доме все было перевернуто вверх дном. Снизу из гостиной до них доносился шум сдвигаемой мебели. И только здесь было спокойно. Наверху с Джеком.

— Не надо так уж казнить себя, Джек, — сказал Найджел.

* * *

Бразерхуд усадил Мэри в кресло и налил ей виски. «Только одну рюмку, — предупредил он ее, — учти, что это будет последняя». Найджел занял ее место на кровати — он развалился, выставив ногу так, словно он растянул ее на ступеньках модного клуба. Бразерхуд повернулся к ним обоим спиной. Он предпочитал вид из окна.

— Итак, сначала вы отправились на Корфу. У твоей тети там дом. Вы снимаете этот дом. Расскажи про это. И поточнее.

— Тетя Тэб, — сказала Мэри.

— Полное имя, пожалуйста, — сказал Найджел.

— Леди Тэбайта Грей. Папина сестра.

— В свое время оказывала нам услуги, — вполголоса произнес Бразерхуд, обращаясь к Найджелу. — В этой семье, если вдуматься, почти все когда-нибудь числились в наших списках.

Она позвонила тете Тэб вечером, сразу же, как только они вернулись из ресторана, и каким-то чудом выяснилось, что от дома в последнюю минуту отказались и он пустовал. Они сговорились, позвонили в школу Тому и условились, что он вылетит сразу же по окончании семестра. Как только про отпуск прослышали Ледереры, они, разумеется, захотели присоединиться. Грант сказал, что бросит все дела. Но Магнус напрочь отверг их. Он сказал, что Ледереры — это столпы того общества, которое он мечтает отринуть от себя. И почему, черт побери, он должен тащить с собой на отдых свою работу? Пять дней спустя они уже обосновались в доме у тети Тэб, и все было лучше некуда. Том брал уроки тенниса в гостинице, неподалеку от дома, плавал, кормил коз экономки и занимался починкой яхты вместе с Костасом, сторожившим яхту и ухаживавшим за садом. Но больше всего он любил по вечерам отправляться с Магнусом на увлекательнейшие крикетные матчи на окраине. Магнус объяснил, что на остров крикет завезли англичане, когда оборонялись здесь от Наполеона. Такого рода вещи Магнус знал. Или притворялся, что знал.

Эти крикетные матчи на Корфу еще больше сблизили Магнуса и Тома. Они валялись на траве, уплетали мороженое, болели за своих любимчиков и вели эти их мужские разговоры, без которых Том не мыслил себе счастья, потому что Том любит Магнуса до самозабвения, и был папенькиным сыночком всегда, с самого раннего детства. Что же до Мэри, то она занялась пастелью, потому что для ее акварельной техники на Корфу летом было слишком жарко и краска на листе сохла быстрее, чем она успевала что-то сделать. Но пастелью она рисовала хорошо, добивалась хорошего сходства и объемности изображения, к тому же успевая привечать чуть ли не половину всех островных собак, потому что греки собак не кормят, не заботятся о них и совершенно не обращают на них внимания. И все были счастливы и абсолютно довольны, и у Магнуса была прохлада оранжереи, где он мог писать, и прогулки в глубь острова, когда его не одолевало беспокойство, а одолевало оно его обычно рано утром, а потом поздним вечером, днем же он как-то умел с ним сладить. Обедали они поздно, обычно в таверне и, честно сказать, часто сопровождали трапезу обильными возлияниями, но почему бы и нет, ведь они были на отдыхе. Потом они наслаждались долгими послеполуденными сиестами с сексом — Мэри и Магнус занимались любовью на террасе, а Том разглядывал в бинокль Магнуса голых красоток на пляже — словом, как говорил Магнус, каждый получал свою долю плотских радостей. До тех пор, пока однажды время внезапно не прекратило свой бег, и Магнус, вернувшись с поздней прогулки, сознался, что в книге своей он никак не может одолеть трудный кусок. Решительными шагами он вошел в комнату и налил себе неразбавленной анисовой водки, с размаху опустился в кресло, после чего и выложил:

— Прости, Мэбс, прости, Том, старина, но место это чересчур идиллическое. Мне требуется чего-нибудь пожестче. Дайте мне ради Бога поговорить с людьми! Хочу копоти, грязи, даже немного страданий вокруг. А здесь ты словно на Луне! Хуже чем Вена, ей-богу!

Он был ласков, но непреклонен. Он, видимо, выпил, но лишь потому, что разнервничался.

— Я кисну, Мэбс. Я и вправду дошел до точки. Вот и Тому я говорил — правда, Том? — говорил, что просто не могу выносить больше этот остров и чувствую себя дерьмом, потому что вам-то обоим здесь так нравится!

— Да, он говорил, — подтвердил Том.

— И не раз. А сегодняшний день просто доконал меня, Мэри. Вы должны пойти мне навстречу. Вы оба.