Идеальный план

Видели бы его друзья вчера, когда он просто с ошалевшими глазами рассматривал мою коробку! С него картину в тот момент можно было писать. «Ребёнок и новые игрушки».

Быстрицкий подошёл к Смолову и тоже со всех осмотрел мою награду.

— И много у тебя таких? — с каким-то детским восхищением спросил он.

— У моей жены их целый сундук, — с едва заметной улыбкой ответил за меня Максим, и пропустил свои пальцы сквозь мои волосы. А сказано это было таким тоном… вот точь-в-точь так Матроскин про гуталин рассказывал, когда Печкину лапшу на уши вешал!

В следующий момент, Макс случайно задел пальцами мою шею. Мурашки обрадовались. Я нет. Не должно быть такой реакции на партнё…

Пальцы Максима вновь пробежались по моей шее, еле касаясь. Я замерла.

Мурашки уже мало меня волновали. Щёки вспыхнули, губы пересохли.

То, что сейчас произошло, это не случайность! Макс сделал это осознано. Но это не было игрой на публику. Никто не видел мою шею под волосами. Никто не видел, что делает Макс. Об этом знали только он и я. И больше никто.

Ты что делаешь, Макс?!

— Юль, а бросила почему? — спросил меня Артём.

— Что? — облизав свои пересохшие губы, переспросила я Артёма и попыталась сконцентрироваться на беседе.

— Травма руки, — ответил за меня Максим, всё так же продолжая порхать своими пальцами по моей шее.

Нет, неужели не понимает, что он делает? Или так вжился в роль?! Или…

Или я раньше просто по-другому реагировала на него? Может быть, изменилось не его поведение, а моё восприятие?

Помню, в четвёртом классе я влюбилась в своего одноклассника, Сашку Лысенкова. Он защитил меня от придурка Смирнова, "отбив" у него мой рюкзак.

Естественно, я влюбилась в своего героя. Самой светлой, всепоглощающей и искренней любовью.

Самое смешное, что до истории с рюкзаком я его не замечала, хотя и училась с ним с первого класса.

И вдруг, любой поворот его головы в мою сторону, любая его просьба, как то — дать ручку или ластик, всё то, что он делал и раньше, вдруг обрело для меня сакральный смысл.

От неожиданной догадки меня в буквальном смысле бросило в жар. Нет, нет, нет! Я не могу влюбиться в человека, который… который что?

Макс и раньше всегда изображал нежность на людях. Это одно из условий договора. Вот и сейчас, мы не одни. Изображаем любящую пару.

Может он просто увлёкся?

Я на мгновение прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Только этого мне и не хватало. Влюбиться в Макса.

Ну, уж не-ет!

Я прекрасно помню, чем закончилась моя любовь в четвертом классе. Мой герой, оказывается, был влюблён в Лариску Юмшанову, а со Смирновым он подрался только потому, что тот не дал ему контрольную списать. Я в его жизни была случайным эпизодом.

Девичье сердце было разбито, Юмшанова стала тайным врагом, а Лысенкову я ластики больше никогда не давала.

Эта старая история, про которую я уже и забыла, вдруг показала мне ситуацию с другой стороны.

Какова вероятность, что я сама заигралась в эту игру?

За всё время нашего с ним знакомства, Максим показывал себя только с положительной стороны. Не просочилась ли наша иллюзия любви ко мне в душу? Только ко мне?

Надо быть поосторожнее с этим товарищем…

Я покосилась на этого самого товарища.

Макс лениво наблюдал за парнями, которые как детишки рассматривали мою награду. На его лице играла полуулыбка, и весь его вид говорил, что жизнь у него — удалась.

Нет, он точно забылся. Было ощущение, что мыслями он где-то далеко.

Не здесь, и не сейчас.

А вот я — здесь и сейчас.

И его касания, которые и касаниями-то сложно назвать, чувствую как оголённый нерв.

Так-с… засиделась я что-то. Пора уже покидать милое общество, от греха подальше. К тому же, на экране уже пошла заставка матча.

— Мальчики, я вас покидаю, — сообщила я присутствующим.

— Не любишь хоккей? — мягко улыбнулся Артём.

— Не особо, — засмеялась я. — Но, Овечкина знаю, — решила блеснуть я всеми своими знаниями.

— Юль, а большего и не надо, — расплылся в улыбке Дэн. — Овечкина знаешь — значит уже болельщица.

Умение переводить любой разговор в непринуждённую беседу, у Быстрицкого видимо было в крови.

Макс убрал от моей шеи наконец-то свою руку, заправил мне прядь волос за ухо, потёрся носом об это самое ухо и чмокнул меня в макушку.

«Зараза! Да что б твоя команда, за которую ты болеешь, продула!» — мысленно пожелала я Максиму, но на его нежность ответила смущённо-игривой улыбкой.

Дэн, видя все эти телячьи нежности — усмехнулся, Кирилл незаметно вздохнул, а Артём… не знаю, его выражение лица всегда тяжело читалось. Он просто смотрел.

На лёд уже выехали хоккеисты, парни переключили всё своё внимание на экран, а я юркнула к себе в комнату.

Желание слушать сейчас книгу, отпало напрочь. Я мысленно всё возвращалась и возвращалась к прикосновениям Макса. И чем больше я об этом думала, тем больше убеждалась в том, что мною была пересечена какая-то черта. Красная линия, которую никак нельзя было пересекать.

Когда это случилось? На этот вопрос я не смогла ответить.

Но подбодрив себя тем, что это только первые признаки, я дала себе обещание, что буду с большей осознанностью подходить к нашему с ним общению.