Идеальный охотник

Увиденное напоминало известную древнегреческую скульптуру «Борьба спартанских мальчиков». Оба мальчика стояли в партере, мальчик по имени Кирилл сверху, мальчик Тимур, соответственно, снизу. Верхний заламывал нижнему руку, тот безуспешно пытался вырваться, матерился и даже плевался. Копейкин благородно отложил плоскогубцы в сторону и не использовал их в качестве холодного оружия. Ее «мужегон» валялся на полу. В разбитом горшке.

— Прекратите! — Ольга жестко попыталась остановить схватку и по профессиональной привычке на автомате добавила: — На «сутки»[4] захотели?!

Но спартанские мальчики, согласно обычаям, бьются до конца. Копейкину удалось поднять соперника с пола, не прекращая болевого приема. Удерживая локоть противника в замке, левой рукой он подхватил сумку и коленом подтолкнул Тимура к дверям:

— На выход!

— Кирилл, отпусти его!

Голос подал только второй мальчик. Сквозь пока целые зубы:

— Ты справку у него проверь! Из психушки!

Процессия проследовала через прихожую до входных дверей. На пороге Копейкин ослабил захват, вытолкнул соперника на площадку и туда же швырнул сумку. При этом не проронив ни слова. Просто терминаторщина какая-то.

Сожитель обратно не рвался. По инерции саданул кулаком по захлопнувшейся перед носом двери. Потом послышался топот ног.

Копейкин, проверив надежность замка, помассировал кисть руки — не исключено, заработал легкий вывих. Все-таки Тимур выступал в более тяжелой весовой категории. Ольга заметила на скуле опера свежую рассеченную ранку — след от тимуровского перстня.

— У тебя кровь. Пойдем, надо обработать.

На кухне смочила спиртом ватку, несильно прижала к ране.

— Подержи, я найду пластырь.

— Что это за чудик? — голосом упомянутого Терминатора поинтересовался раненый спартанец.

— Извини… Это Тимур. Мы расстались… За вещами приходил.

Она пока не знала, как отнестись к произошедшему. Для этого надо знать, из-за чего они подрались. Возможно, Тимур прошел испытание. Приревновал. Почему же она не побежала за ним, не остановила?

Не захотела.

— Муж, что ли? — уточнил Кирилл.

— Нет… Мы не расписывались. И что тут у вас случилось?

— А сама не поняла? — Копейкин как бы нечаянно перешел на «ты». — Познакомились.

Она наконец нашла пластырь, осторожно приклеила к скуле.

— Больно?

— Погоди.

Опер закрыл глаза, набрал воздуха, поднял голову и по-волчьи завыл на кухонный светильник. Ольге оставалось лишь обалдевать, что она и делала.

— Кирилл, что с тобой?

Он повыл еще немного, после тряхнул головой.

— Нормально все… Рыдающее дыхание. В Таиланде монах один научил. Снимает боль и успокаивает нервы.

— Рыдающее? И что, помогает?

— Да. Раньше таблетки жрал, а сейчас вот так. Никогда не задумывалась, почему дети кричат? Защитная реакция. А взрослые все держат в себе. А зря. Кстати, женщины живут дольше мужчин потому, что чаще плачут.

— У тебя были проблемы с нервами?

— В голову как-то дали на задержании. Встряхнули волосок. Я на профосмотрах не говорю, иначе турнут.

— Но… Это не опасно?

— Уже нет. Научился контролировать.

Тут она вновь почувствовала боль в ладони и поморщилась. Горячая сковорода — это вам не птичье перышко.

— Ударилась?

— Обожглась.

— Так не проблема. Повой. Хочешь, научу?

* * *

…Они сидели за столом друг против друга и, запрокинув головы, выли, словно волк с волчицей. Бас и тенор, или скорее бас и меццо-сопрано. Не хватало тыквы на столе с зажженной свечкой и тазика со свежей кровью.

Но боль, действительно, проходила, не обманул тайский монах.

А сосед, испытывавший на балконе запрещенную травку, понял, что новый дилер его не обманывал, гарантируя еще и звуковой эффект.

* * *

Ничто на земле не проходит бесследно… Особенно если есть хороший диктофон. Диктофон у Ольги имелся. Лежал в сумочке на боевом дежурстве. Подарок Чистова на Восьмое марта. Ну что еще подарить женщине? Пять часов работы без подзарядки аккумулятора, высокая чувствительность. И когда Копейкин перешагнул порог ее квартиры, она подарок включила. На всякий случай. Мало ли, оборотень набросится на нее и загрызет. Или просто застрелит. А так хоть какая-то улика на долгую память.

Вчера, когда он, так и не угостившись «подстольной» свининой, ушел забирать сына из секции плавания, она несколько раз прослушала запись. И сегодня, сидя за рабочим столом, вновь крутила «музыку». Словно понравившуюся песню.

Солировал Тимур. Он и начал партию. Обиженным голосом:

— Красиво… В измене обвинила, а сама… Ненавижу, когда из меня дурака делают. Ну почему все нельзя решить нормально? Надоел? Другого встретила? Так и скажи! Зачем какие-то комбинации крутить? Или это у всех ментов так?

Ольга поморщилась. Это был ее нелюбимый момент.

— Вот прикинь…

— Послушай, старичок, — перебил Копейкин тоном немецкого танкиста, случайно попавшего на автобан, — мне это неинтересно. Меня шкаф попросили починить. Иди на улицу бухтеть.

— Я тебя просто предупреждаю, — ответил Тимур, словно старший братик, провожающий младшего в армию, — хочешь слушай, хочешь нет… Но я перед ней оправдываться и доказывать, что не верблюд, не собираюсь. Не дождется… А ты, случайно, не мент?