Идеальный официант

Ведь ему, разумеется, было ясно, что он ничего не добился. Он пытался убедить себя, что все в порядке, но, даже усердно работая, не мог забыть о том, что в действительности он таки ничего не добился. Все его старания пробиться сквозь толщу непонимания и быть услышанным окончились неудачей, он остался с пустыми руками, это был полный провал. Не Якоб, который просил его о помощи, не Клингер, который отказал ему во всякой поддержке, а именно он, Эрнест, взявшись помочь Якобу, потерпел фиаско. Клингер использовал его для того, чтобы облегчить душу, приоткрыв перед ним завесу тайны, которую, вероятно, хранил бы до конца дней своих, не подвернись ему Эрнест. Клингер не звал его, Эрнест явился по своей воле. Приход его был, может быть, и приятным, но по сути своей несущественным эпизодом в жизни Клингера, эдаким легким мазком кисти, цветным пятнышком на побледневшей палитре его жизни.

Эрнеста мучила мысль о том, что он ничего не достиг, несмотря на все усилия. Вот он и пытался отвлечься от нее, полностью погрузившись в работу. Ему удавалось не думать о Якобе, пока он был занят гостями и коллегами, но если мысль о друге все-таки мелькала в его сознании, он отмахивался от нее как от навязчивого вопроса, чтобы вновь вернуться к своим разнообразным обязанностям. Два мероприятия, потребовавшие больших хлопот, пришлись как нельзя кстати: большой прием в пятницу вечером и праздник в честь премьеры спектакля в субботу; оба события отмечались в большом зале. В числе других гостей он обслуживал всемирно знаменитого шведского тенора и одного английского дирижера, который окинул Эрнеста столь однозначным взглядом, что тот съежился, прежде чем осознал, что это для него лестно. Именно это и осталось в памяти от всего вечера — автограф шведского тенора и похотливый взгляд. Он был занят по горло: оба вечера гости много ели и много пили. Отъезд тенора и румынской примадонны был обставлен с большой помпой, а дирижер отбыл почти никем не замеченный. Эрнест подал ему пальто, последний взгляд в момент молчаливого прощания. Дирижер сунул Эрнесту свою визитную карточку, на обороте которой от руки был написан телефон.

В воскресенье утром он почувствовал, что больше не может, мысль о Якобе уже не отогнать прочь. Было семь утра, пролежав четыре часа в постели, Эрнест так и не смог заснуть. Он не отрываясь смотрел на раскрытый шкаф. У него болела голова — болела уже по любому поводу. Якоб все еще ждет! Он ждал в шкафу, в стопке белья, он был во всех вещах. Он ждал здесь, он ждал в Нью-Йорке. Ждал ответа, ждал письма, денег, помощи. Но не мог дождаться даже отрицательного ответа. Единственный человек, который мог ему ответить, оказался слишком труслив. О том, чтобы написать Якобу, не было и речи, ведь истинная правда не в его интересах, а обманывать его Эрнест не хотел, поэтому решил не писать, пока не писать. Что мог сделать Эрнест без посторонней помощи? Чтобы действовать, ему была нужна поддержка Клингера, но Клингер отказал ему в поддержке, ее и не будет, если Эрнест не примет меры, значит, надо что-то предпринять. Был только один выход из этой, казалось бы, безысходной ситуации: он должен оказать на Клингера давление. Существовало только одно средство, к этому средству он и прибегнет.

В восемь утра он встал с постели и сел пить кофе. Выпил одну чашку, вторую, третью, четвертую. Хлеб, масло и джем, поставленные на стол, как будто сегодня был самый обычный завтрак, он и не тронул. Он взял листок бумаги и написал вверху номер телефона Клингера, а под ним свое требование. Подошел к окну, бросил взгляд на улицу и на противоположный дом, где по ночам обычно металась в окне тень его незнакомой соседки; там горел свет, надо надеяться, она наконец заснула после бессонной ночи. Было прохладно, он надел джемпер и пальто, вышел на улицу. В лицо пахнул холодный ветер, он застегнул пальто. Улица была пустынна. Эрнест направился к телефонной будке. Шел быстро, как будто очень спешил, хотя спешить было незачем.

В телефонной будке пахло мочой, одно стекло было снаружи забрызгано грязью. Какой-то озорник вырвал телефонную книгу из обложки — а ведь всего только неделю назад она благополучно лежала на месте — и разодрал на части, вырванные страницы лежали скомканные на полу вперемешку с банановой кожурой и другим мусором, но телефонный аппарат работал.

Эрнест разгладил листок, положил его перед собой на полочку и набрал номер Клингера. Трубка была тяжелая и холодная. Он дождался, когда госпожа Мозер снимет трубку. Она как будто не удивилась, услышав его голос. И пожелала узнать, чего он хочет от Клингера. Эрнест сказал:

— Мне надо обязательно с ним поговорить, это очень срочно.

Госпожа Мозер ответила:

— Я вас очень хорошо понимаю, но вы ведь знаете, что по утрам он ни с кем не разговаривает, никогда и ни с кем. Позвоните сегодня во второй половине дня. Он занят работой.

— Мне надо поговорить с ним сейчас же. Я больше не могу ждать.

— Мне запрещено тревожить его по утрам.