Идеальный хаос

— Он хорош в своем деле, и это нам пригодится, — Тристан наклонился ближе, его грудь едва касалась моей. — Я знаю кое-кого в Склепе. Это мой контакт предложил им присматривать за мной.

— Что? Зачем тебе это делать? Они убьют тебя, если узнают.

— Мне нужно было встретиться с тобой, и нужно было, чтобы это была их идея, а не моя, — он посмотрел на мою руку, которая все еще держала его руку, и я отпустила ее. — У меня высокий статус. Они не тронут меня, если это не будет абсолютно необходимо. У меня нет ничего — на данный момент — что могло бы заставить их охотиться за мной.

— Кроме твоего контакта, — он доверял кому-то в Склепе? Он знал кого-то в Склепе, что означало... — Мой брат? Ты знаешь что-нибудь о нем? — я затаила дыхание в ожидании, сердце колотилось.

Пожалуйста, скажи, что он все еще жив.

— Коннор. Он во Франции. Живой, — я закрыла глаза и глубоко вдохнула. — Мне жаль, это все, что могу сказать тебе сейчас.

Я кивнула, глядя вниз на свои ноги, пытаясь сдержать слезы. Внутри меня бушевал конфликт эмоций.

Я так хочу, чтобы мой брат был жив, но какой ценой? Через что они заставили его пройти? Что они делают с ним сейчас?

— Я хочу вернуть его, — прошептала я скорее себе, чем Тристану.

— Ты его не вернешь, — мой взгляд метнулся к нему, грудь сжалась. — Если он вырвется на свободу, он никогда не будет тем братом, которого ты знала.

— Ты этого не знаешь.

— Знаю, — Тристан напрягся, и его челюсть дернулась. — Потому что я не стал прежним.

— Что?

— Склеп похитил меня, когда мне было восемь. Они уничтожили любое детство, которое у меня могло бы быть. По сей день мои родители и сестра не знают, что я жив. И никогда не узнают. Я потерял это, как только стал частью Склепа.

— Но сейчас это не так.

— Нет. Я сбежал, когда мне было пятнадцать. Кое-кто из Склепа помог мне — мой контакт, — брови Тристана еще больше опустились над его потемневшими глазами. — Теперь у меня есть деньги и ресурсы, чтобы вытащить моего связного и разорвать Склеп на части, — он кивнул в сторону Дека. — У твоего мужчины и его людей есть причина преследовать Склеп. У тебя есть причина преследовать Склеп, и теперь у Кая есть причина преследовать Склеп. Пришло время.

— Как ты думаешь, мы действительно можем это сделать?

— Нет, но я умру, пытаясь, — а затем он ушел.

ГЛАВА 24

Кай

Я ненавидел приходить сюда.

Как будто меня раздели и заставили идти голым в место, где у них были увеличительные стекла, и они рассматривали каждую мою часть. А здесь даже никого не было. Самым поганым было то, что если им что-то не нравилось, они имели полное право что-то с этим сделать. И это что-то всегда было отстойным.

Иммунитета не существовало даже для сына одного из членов совета Склепа.

Черт, мать убила моего отца после того, как избила его до рвоты кровью. И заставила нас с сестрой смотреть — нам было пять и семь. Потом она подошла к нему, подвешенному за запястья посреди комнаты, где члены совета стояли вокруг и смотрели, и вогнала свой нож ему под грудную клетку, убив его.

Несколько лет назад мою сестру привезли во Францию, где ее несколько дней публично пытали. Она пыталась бежать из Склепа. Я предупреждал ее, чтобы она этого не делала.

Они нашли ее. Теперь она сидела в какой-то грязной камере в их подземелье ужасов во Франции. Смерть была слишком быстрой. Слишком легкой. Нет, они сделают из нее пример. Она сгниет до смерти, а потом они покажут всем нам, что случится, если мы попытаемся уйти.

Здесь не было ничего простого. За смерть нужно было платить. Смерть была привилегией. Я рано научился отгораживаться от лиц, криков, запаха крови, мочи и рвоты.

И я выжил, потому что у меня это хорошо получалось.

Пока не появилась она.

Девушка.

Лондон.

Впервые в жизни я почувствовал.

Я нажал на код безопасности и прошелся по огромному дому из комнаты в комнату, пока не подошел к картине, написанной маслом. Я ненавидел ее. Такая ирония: двое влюбленных в обнимку, а между ними солнце.

Чертовы больные ублюдки.

Сдвинув ее вправо, я нажал код на панели сигнализации. Послышался щелчок, и дверь рядом с картиной открылась. Я прошел через нее, и она захлопнулась за мной. Это было все равно, что запереть себя в аду.

Я редко приходил сюда, разве что раз в месяц на встречу с Брайсом или когда дорогая мамочка была в городе и хотела меня видеть. Эта женщина могла прочитать ложь еще до того, как ты ее произнесешь. В детстве я годами тренировался перед зеркалом, следя за своими жестами, движениями мышц, не отводя глаз. Дыхание имело первостепенное значение, ровное и спокойное. Я солгал ей о девушке Лондон.

Сказал ей, что не видел ее, когда она сбежала. Конечно, это была ложь.

Ложь была везде. Искусство заключалось в том, как превратить ее в правду.