Вся остальная наша деятельность, пусть даже находящаяся в рамках закона формировала в своей совокупности состав преступления «Организация деятельности экстремистского сообщества». То есть даже если мы возлагали цветы от лица «ЧБ» это уже было преступлением. Конечно те признаки экстремизма, найденные экспертами, были абсурдны и притянуты за уши. Переводчик и учитель математики, проводившие экспертизу «Манифеста», где то в нем увидели призывы к насилию, однако в чем они конкретно проявлялись, те так и не смогли указать. Нашли также и признаки возбуждения ненависти и вражды к социальным группам «выходцы с Закавказья и Средней Азии», что по их мнению проявлялось в требовании «депортации всех нелегальных мигрантов, закрытии границ со странами Средней Азии и Закавказья, пересмотра правил получения гражданства и проверке права легальных мигрантов находиться на территории России». Казалось бы абсолютно цивилизованные требования, но предвзятые «эксперты» смогли как то к ним прицепиться, при том свою логику расписывать они не стали. Вторая экспертиза касалась Русского марша-2016. Экспертиза была более менее подробная в сравнении с первой, но все равно было очевидно, что эксперт выполнял команду любой ценой притянуть наши лозунги к экстремизму. Мы всячески продумывали наши лозунги, чтобы нельзя было признать их экстремистскими, с целью чего, например, практически убрали лозунги про мигрантов, сосредоточившись больше на критике правительства. Однако все равно псевдоэксперты нашли до чего докапаться, выстраивая изумительные логические цепочки. Например, я говорил, что мы арестуем продажных чиновников, эксперты делают вывод, что поскольку у меня нет полномочий для их ареста значит я собираюсь насильственным путем, незаконно прекратить деятельность органов государственной власти, то есть призываю к вооруженному перевороту. Или несколько отдельных речевок эксперт соединила в один логический ряд, и получилась такая картина: лозунг «К стенам Кремля – ни шагу назад» означает, что я призываю явиться к месторасположению президента РФ и, почему то, по логике эксперта, еще и правительства (которое находится в совершенно другом месте), насильственно захватить власть, а лозунг – «Армия с народом – не служи уродам» означает, по мнению все того же эксперта, что я призываю вооруженные силы не препятствовать захвату власти. Лозунг «Мы готовы стоять до конца» – расценили, как нашу готовность оказать вооруженное сопротивление представителям власти. Разумеется, все выводы экспертов были высосаны из пальца, и я понимал, что в дальнейшем я должен буду на допросе расшифровать подробно каждый лозунг, к чему я уже начал готовиться.
Помимо этого в материалах дела было много любопытной информации. Я прочитал протоколы допросов свидетелей. Спорыхин дал достаточно хорошие показания, правда зачем-то ляпнув имена двух наших соратников и дав расплывчатую информацию о них. Очевидно, что знал он о них куда больше, чем рассказал следователю, судя по всему, он малость переволновался на допросе. В принципе сама по себе сообщенная им информация мало что давала следствию, но в совокупности с другими данными могла навести силовиков на след. Прочитав протокол допроса Долгова, я понял, кто это. Это был молодой соратник Саша, с которым мы учились в одном вузе. Бедный парень оказался в прицеле следствия из-за Баграмяна, который из личной странички Саши сделал организационный аккаунт «ЧБ». Именно с этого аккаунта администрировалась наша группа, с нее же был выложен «Манифест». Силовики вычислили на кого ранее был зарегистрирован аккаунт и явились к Долгову домой с обыском. В принципе в своем допросе Долгов тоже не рассказал ничего существенного, что свидетельствовало бы против нас. Конечно, он как и Дима назвал приблизительные данные одного из наших соратников, видимо под психологическим давлением следствия. И, как и в случае со Спорыхиным, эти данные, сами по себе малозначимые, могли в совокупности с другими доказательствами указать следствию под кого надо копать.
В деле имелись справки о проведении оперативно-розыскного мероприятия «опознание» в ходе которых сотрудники ГУПЭ на Русском марше установили данные меня, Спорыхина и двух соратников, которых позже, в допросе, укажет Спорыхин. Интересна была также справка ГУПЭ где указывалась различная информация о нас, вплоть до того, что описывали участие бывшей жены Спорыхина в националистической организации в Смоленске, и указывались даже паспортные данные членов этой организации.
Поразило отсутствие в деле показаний Баграмяна., при том, что он был в Следственном комитете и фигурировал во всех материалах. Очевидно, что тот давал следствию консультации, в каком направлении работать. Получился такой армянский тандем «Баграмян-Аватесян».