Идеальность

Пока ехала по адресу, еще раз позвонила маме, потому что не могла отделаться от мыслей про обман. У мамы ничего не изменилось за пару часов (в новостях снова о войне, какие-то выборы, кто-то не прав, сон приснился про квартиру, где жили всей семьей, давно еще, а ты, главное, отдыхай, доченька). Потом позвонила на работу, договорилась о двух дополнительных выходных. Начальница, тетя Валя, поворчала для вида, но разрешила. Отпуск за свой счет – почему бы и не разрешить?

Через десять минут Лера выскочила на нужной остановке, свернула с проспекта в лабиринты домов. Район был старый, застроенный хрущевками, причем самыми дешевыми, панельными. Где-то из распахнутых окон звучала музыка. На детской площадке в песочнице ковырялись дети. На лавочках у подъездов почти везде сидели либо старушки, либо мужички сомнительного вида. Каждый решил использовать редкий солнечный день по-своему.

Погруженная в мысли, Лера свернула за угол продовольственного магазина, сверилась с адресом. Через дорогу на первом этаже дома находился салон красоты «Эльвира», а слева от него, под козырьком, убегали вниз ступеньки. Какая-то креативная студия, дешевая вывеска, которая должна светиться по ночам. Похоже, сюда.

Лера спустилась к металлической двери, дернула, постучала.

Щелкнула задвижка, дверь приоткрылась, и за дверью оказался Толик – как обычно, в черном костюме, в черных же очках, с зачесанными назад волосами. От Толика приятно пахло. Лера вспомнила, как два дня назад соскребала с себя этот запах под душем.

А жизнь-то все усложняется и усложняется.

– Заходи. – Толик взял ее под локоть, помог пройти и аккуратно закрыл дверь.

Лера увидела широкий холл, ярко освещенный, с парой стульев, с деревянной стойкой регистрации, с зеркалом и каким-то лохматым растением в горшке у стены. За стойкой никого не было. Слева находились две двери, одна из которых, судя по рисунку, вела в туалет.

– Я тебе кое-что хочу сказать, – заявил Толик, разворачивая Леру к себе.

Она вдруг увидела, что он кусает губы. Уже искусал в кровь. И еще у него почему-то дрожали руки.

В холле было тихо, из-за дверей тоже не доносилось звуков. Только где-то далеко тикали часы.

– Ничего против тебя не имею, – заговорил Толик быстро, выплевывая слова, будто пули из автомата. – Ты хорошая девушка. Тогда, много лет назад, ты мне действительно нравилась. И сейчас, в принципе… Мало что изменилось в этом плане. Я переживал очень из-за тебя, волновался. Ты мне близка была, понимаешь? Начало бизнеса, топовая модель… Жизнь течет, все течет, мы не молодеем, интересы меняются… И когда мне сказали, что тебя приведут… Когда мне сказали, что надо сделать, я, ну, знаешь, долго думал. Это тяжелое решение. Я бы никогда так не поступил в другой ситуации. Но меня прижали, понимаешь? Хорошо так прижали, и уже выбора не было. Только соглашаться. Бизнес есть бизнес, а жизнь – это жизнь. Всем жить хочется так, как они достойны. Ни больше ни меньше. Я или все потеряю, или сделаю, как она говорит.

– Что происходит? – спросила Лера.

В голове медленно прокрутилось эхо его фразы: «Она говорит…»

– Короче, Лерчик, слушай, мой тебе совет, житейский, – продолжал бормотать Толик, ставший вдруг похожим на провинившегося пса. – Сразу уезжай из города. Слышишь? Сразу! Они тебя будут ломать, чтобы ты еще пришла, припугнут хорошенько, ты на все согласись, но как только выберешься отсюда – покупай билет на самолет и вали куда-нибудь во Владивосток, подальше, чтобы она не достала. Я тебе на карточку денег закину. Сколько надо, закину. Считай, что так я прошу прощения, хорошо? Это то, что я могу сделать. Деньги на карточку. Это все. Больше никак.

Он хотел что-то добавить, но в этот момент в дверь постучали. Раз, второй. Толик дернулся. Рот его скривился.

– Открыто… – выдавил он.

Дверь отворилась, в холл вальяжно ввалились четверо мужчин. Одетые не по погоде – кто в футболке с обрезанными рукавами, кто в шортах. Один в балахоне и ярко-красных кроссовках. Шея и запястья у него были в татуировках. Посмотрел на Леру сверху вниз, ухмыльнулся и весело протянул Толику раскрытую ладонь:

– Красавчик!

На вид ему лет тридцать пять. Нос когда-то был сломан, с горбинкой. На подбородке шрам. Лера таких определяла за километр, выработался нюх.

Толик повернулся к Лере, ссутулился, убрал руки в карманы, шевельнул плечом и исчез за дверью. Лера рванулась следом, но два мужика схватили ее за руки, оттеснили к стойке регистрации.

Дверь за Толиком закрылась, засов с резким лязгом вошел в паз.

Лера открыла было рот, чтобы закричать, но потная ладонь крепко надавила ей на губы, сжала челюсти.

– Не дергайся, ну! – сказали на ухо.

В поясницу уперлось что-то твердое и острое, разорвав ткань куртки. Две руки сжали плечи, подтолкнули.