Идеальность

— Брось! Пора возвращаться, сестрица! Там, где было хорошо! — Вика заказала еще бокал вина.

Интересно, до какого состояния она напивается к вечеру? Или организм настолько привык, что опьянение — это теперь норма? Водит ли она машину, и если да, то как уедет отсюда?

— Мне там было хорошо десять лет назад. Это же целая вечность. Я изменилась, время другое, жизнь другая.

— Скучная жизнь. Серая и однообразная. Ты же сама сказала — работа, дом, работа. Как у миллионов людей. Ты, наверное, еще и еду на дом заказываешь, да? Фитнесом пытаешься заниматься. Бегаешь по утрам, ешь салаты без майонеза, ничего жирного, алкоголь только по праздникам. Читаешь книги? Сейчас все читают. Надо еще в марафоне поучаствовать и в велозабеге. Тоже модно, — Вика рассмеялась. — Только это и есть унылая и никчемная жизнь, Лерочка. Ты думаешь, что живешь хорошо, но нет. На самом деле это раньше мы жили хорошо. Когда была безбашенность. Неопределенность! Риск! Мы выходили из дома и не знали, где окажемся ночью и в чьей квартире проснемся на следующее утро! Мы не разбирали, что пьем и что едим. А вместо фитнеса — секс! Да? Вспомни, ну же!

— Так и было, — пробормотала Лера.

Особенно её зацепил вот этот переход на «мы». Как будто Лера только в одиночестве была серой и унылой. А с кем-то её жизнь расцветала и становилось… другой!

— Тогда надо повторить. Хотя бы раз. Вместе.

Принесли второй бокал вина, и Вика выпила его почти так же быстро, как и первый.

— Не терплю возражений, — добавила она. — Сегодня вечером. В клубе Толика. Я заеду.

Лера не ответила. У неё был выбор. Или сбежать от сестры в ночную смену, отгородиться, как раньше, потерять связи, вернуться туда, откуда пыталась выкарабкаться при помощи Дениса. Или действительно зацепиться за нормальную жизнь.

— Смотри, кораблик, — сказала Вика, ткнув пальцем в окно.

Действительно, из-под моста медленно показался тот самый катерок с желтой горизонтальной полоской на боку. Он неторопливо рассекал спокойные речные волны, направляясь к пристани. За штурвалом стоял какой-то молодой паренек в бейсболке. Кораблик был тот, а капитан — нет.

— Это фальшивый катер, — пробормотала Лера. — Не считается.

После чего тоже заказала себе вина.

Пашка подъехал не к дому Наты, а за квартал до него, а потом пошел пешком, собираясь с мыслями. Актеры третьего плана в дешёвых боевиках постоянно так делают. Маски они снимают только по ночам, запершись в квартире — вешают на крючок образ умудренного жизнью мужичка и облачаются в безэмоциональную тень, у которой нет ни будущего, ни прошлого, ни даже настоящего.

В районе было тихо, автомобилей было мало. Как и прохожих. Богачи предпочитали сидеть каждый в своём доме, за высокими заборами, охраняемые камерами и сторожевыми собаками, за звукоизоляционными стенами. Чем меньше вас видят — тем лучше. Ни звука, ни намёка. Каждый в своей тени. Богачи — те же актёры, только чуть более удачливые. Они вовремя сообразили, где и как использовать свой талант, кому какую улыбку показывать и перед кем играть самые яркие в жизни роли. Так что в этом плане не было между Пашкой и богачами сильной разницы. Дело в принципах.

Небо становилось серым, тени торопливо удлинялись, словно пытались оторваться от своих хозяев и ускользнуть, прежде чем наступит ночь и поглотит их всех. Пашка написал Лере: «Иду к Нате. Пожелай удачи». Лера не ответила. Пашка с тревогой подумал, что она, должно быть, снова мечется по тесной квартирке, обнаженная и вспотевшая, с кусочками рафинада в руках, выдумываем всякое и доводит себя до нервного срыва. Хотя, может быть, выпила таблетки и завалилась спать. Маловероятно, но может…

Он остановился у калитки с номером «23». Под номером висела деревянная табличка с надписью: «Осторожно, злая собака», хотя Пашка знал, что у Наты домашних животных не было. Лера сказала, что Денис мечтал завести добермана, но жена не разрешала. Собака легко разрушала идеальность внутри Натиного дома.

Вдавил кнопку звонка, услышал дребезжащую трель где-то в глубине двора. Подождал, нажал снова. Обычно срабатывал домофон, или щелкал, открываясь, замок — пришедшего видели в камере, подмигивающей красным пятнышком под козырьком калитки. Но сейчас никто не отозвался.

Может, это к лучшему, что Наты нет дома? Может, так и надо?

Но откуда тогда выползло странное тяжелое чувство? Ответственность? Стыд? Нежелание приезжать сюда снова?

— И что вы мне предлагаете? — пробормотал Пашка, в третий раз вдавливая кнопку звонка. — Стоять тут и ждать? А если она до завтра не приедет?

Динь-динь-динь

Трель пронеслась по двору и затихла. Пашка отошел на пару шагов, надеясь за высоким забором разглядеть дом — горит ли свет в окнах? Есть ли признаки жизни? Может быть, его просто не хотят впускать. Почем бы и нет? Нате незачем играть в заботливую родственницу. Здесь она может быть сама собой.