Идеальность

Через полчаса Лера сломала себе три ногтя на левой руке, расцарапав спину Вадика Тырцева, который как раз примерялся к её заднице. Он взвыл от боли: «С ума сошла, что ли?», а Лера вцепилась зубами в его плечо, ощущая соленый вкус пота и крови, вырвала кусок, сплюнула на пол, хохоча.

Её накрыло радостное безумие, желание крушить и ломать всё вокруг: ощущение, которое долгое время скрывалось в груди.

Нащупала глазами камеру с подмигивающим красным глазком, плюнула в неё кровью. Спрыгнула с кровати, но не добежала — её зажали в четыре руки, утащили на кухню, рычащую.

Тот самый новенький оператор, Пашка, запыхавшийся и взъерошенный, тряс за плечи и что-то кричал. Ей брызнули в лицо воды. Лера остервенело пыталась дотянуться ногтями до всех, кого успела заметить. Успокаивалась она плохо. Голова кружилась.

— Уберите от меня руки!

Обнажённое тело всё ещё пахло лосьоном.

— Уведите нахер истеричку! — распорядился Толик, ответственный за съемки. — Потом поговорим!

Они не поговорили до сих пор.

Пашка протащил Леру в ванную комнату, долго умывал холодной водой, шептал на ухо успокаивающие слова, но при этом крепко держал одной рукой за плечо, чтобы Лера не вырвалась.

— Ты выделываешься, — пробормотала Лера, хотя на самом деле не хотела так говорить. Просто не могла сдерживаться. — По тебе сразу видно, что ты нихрена не военный, а просто на публику работаешь. Таких, как ты, даже трахать жалко. Снимай свою армейскую робу и надевай что-нибудь приличное, тогда девки давать начнут.

— Тебя тоже жалко, дорогая, — ответил Пашка. — Я бы даже на полшишки не присунул, если бы хотел.

Она хихикнула, посмотрела на Пашку в зеркале.

— Кажется, я угробила свою жизнь, — сказала, ощущая во рту скользкий привкус.

— Никто не застрахован. — ответил Пашка. — Выкарабкаешься.

Он вызвал такси, помог одеться и проводил на улицу.

— Ты спас меня? — Лера заигрывала. В то время он вообще заигрывала со всеми.

— Можно сказать и так.

— Тогда приезжай вечером. Получишь награду!

Пашка ухмылялся добродушно — так ухмыляются, наблюдая за ребенком, который пытается влезть в туфли своей мамы, изображая взрослого.

— Спаси меня еще раз, — фыркнула Лера, проваливаясь в тесный салон автомобиля.

Последнее, что она помнила из того дня — вкус крови на губах, от которого очень хотелось избавиться.

Глава шестая

Пашке казалось, что он угодил в какой-то дешевый американский боевик. Хотелось верить, что в этом боевике ему отведена роль брутального главного героя, но на самом деле он вряд ли годился даже на второстепенного персонажа. Скорее какой-нибудь актер третьего плана, фрик, появляющийся в кадре, чтобы вызвать смех.

В затасканной армейской форме, с сальными давно не мытыми волосами, небритый, с темными и рыхлыми мешками под глазами — идеальный образ персонажа, веселящего публику.

Актер третьего плана, чтоб его, всю ночь плохо спал, ворочался, боролся с навязчивыми мыслями, крутившимися в голове. Мыслей было много, мысли были беспокойные.

Накануне Пашка примчался в Лере и сразу понял — ничего не закончилось. «Приход» продолжался. Лера сидела в коридоре, потрошила пачку жевательной резинки: вытаскивала подушечки, с хрустом разламывала и дробила ногтями. Знакомая сцена, ностальгическая. На полу — белые крошки. На Лериных щеках — следы от растекшейся туши. Она успела накрасится, куда-то собиралась.

— Один сидит на детской площадке, с фотоаппаратом, — сбивчиво шептала Лера, неожиданно сильно вцепившись Пашке в ворот. — Второй приходил снова, стучал в дверь. Я не открывала и не отзывалась. Еще мне звонили. Много раз. Я не брала трубку. Неизвестные номера. Что делать? Где снова спрятаться?

На детской площадке гуляли малыши. Две хмурые мамы на лавочке пялились в телефоны. Вряд ли они поджидали Леру. Никаких санитаров не наблюдалось.

Пашка отвел Леру в ванную, умыл, потом провел на кухню и напоил чаем. Проверил её телефон, начитал девять пропущенных. Достал планшет и быстро нагуглил в интернете новость, появившуюся ещё ночью: бывшая порноактриса, дочь богатого бизнесмена, пыталась покончить жизнь самоубийством. Вскрыла вены в ванной. Вовремя подоспевшие спасатели отправили её в больницу.

История, растиражированная по мелким новостным лентам и пабликам, подкреплялась двумя фотографиями. На одной Лера, закутанная в махровый зелёный халат, с влажными волосами, закрывающими половину лица, сидела на табуретке в кухне и бездумно смотрела на камеру. Зрачки её были красными от фотовспышки. На второй фотографии Леру, в том же халате, выносили из ванной. Нёс Леру он сам: худее на десяток килограммов, свежее, с густой бородкой, в которой еще не было откровенной седины. Обеим фотографиям было лет семь. Лера пыталась покончить с собой в две тысячи десятом, после смерти дочери.