Комбат от души врезал ему промеж удивленных глаз. Удар отбросил бугая, хотя такую тушу свалить не мог. Зато добавилось пространства, которое Рублев использовал по-максимуму. Он крутанулся и заехал бугаю ногой сбоку в челюсть. Тот по косяку медленно сполз на пол. А затем Рублева спасла чрезмерная самонадеянность нападавших. Второй бандит был уверен, что его дружок вырубит Комбата одним подлым ударом со спины, неожиданное развитие событий застало его врасплох, и он слишком поздно включился в схватку. А ведь мог успешно атаковать, пока Рублев разбирался со здоровяком. Однако не срослось, пришлось Корнеплоду драться один на один с бывшим спецназовцем. Разумеется, Корнеплод этого не знал, но то, как лихо Борис расправился с Боровом, произвело на него должное впечатление. Он приготовился к серьезному поединку. Комбат тоже собрался. Он видел перед собой молодого человека, пусть заметно уступающему комплекцией своему дружку, но крепко сбитого, подвижного и занявшего грамотную стойку, то есть знающего толк в драке.
На стороне Корнеплода было время. Стоило очухаться Борову, и они бы вдвоем навалились на Рублева. Понимая это, Комбат без раскачки начал активные действия. Он нанес парочку ударов, заблокированных противником. Защищаться всегда проще, в этом заключалось преимущество Корнеплода, однако на стороне Рублева был громадный опыт. Он бы за минуту разобрался с бандитом, но ему краем глаза приходилось контролировать Жирносека. Тот, конечно, был тем еще знатоком по части мордобоя, однако нанести подленький удар в спину мог запросто. Поэтому Борис оттеснил Корнеплода в другую комнату, где почувствовал себя гораздо увереннее. К тому же ему повезло. Отступая, Корнеплод зацепился за край дивана и на секунду потерял концентрацию. Для Комбата это был вагон времени. Сильный удар ногой в колено лишил Корнеплода маневренности, а чувствительная боль ослабила защиту. Вскоре Рублев достал подбородок Корнеплода, отправив того в легкий нокдаун. Дальше было дело техники. Резкими ударами Комбат свалил противника с ног и вышиб из него сознание.
Он тут же вернулся к Жирносеку с Боровом. Бандит продолжал отдыхать, а Богдан Ильич зачем-то прижал к груди крысу и нежно гладил ее.
— Прочные веревки есть в доме? — почти выкрикнул Борис.
— Где-то должны быть.
— Если хочешь жить, оставь животное и тащи их сюда поскорее.
Надежно спеленав обоих бандитов, Комбат оценивающе посмотрел на них и затолкал в уши Корнеплода какую-то попавшуюся под руки ветошь.
— Вот теперь ты у нас глухой и не услышишь, что запоет твой дружок, — громко сказал он в расчете на очухавшегося Борова.
— Я не буду петь, у меня слух плохой, — нагло заявил тот.
— Шутки шутим. Молодец. А вот я настроен очень серьезно. И учти, дорогой товарищ, такую вещь. Я вас, бандитов, за людей не считаю, и нужные мне сведения буду выуживать из тебя любыми способами. А способов мне известно очень много, гораздо больше, чем ты думаешь. Я служил в Афгане и знаю, как моджахеды пытают людей. Они на эти штуки большие мастера, поверь мне.
Какие-то сомнения у Борова все же возникли. Пришлось Комбату слегка размяться, нащупать иголкой тройничный нерв и несколько раз кольнуть его. Боль, которую при этом испытывает человек, очень похожа на ту, когда лечат воспалившийся зуб без заморозки, только в несколько раз сильнее. Боров убедился, что имеет дело со специалистом, и подробно рассказал о том, как Фитиль поручил им мокрое дело. Боров не стал скрывать, что они собирались убить Комбата, предварительно выпытав у него всю информацию. Он не ответил только на вопрос о том, где искать Фитиля, заявив, что тот сам его находит, когда требуется.
— Так где мне найти Фитиля? — резко обернулся Рублев к Жирносеку.
— Я могу, как обычно, позвонить ему и договориться о встрече, — испуганно пролепетал Богдан Ильич, приблизительно знавший, насколько болезненно тройничный нерв реагирует на уколы.
— Мне кажется, что Фитиль поумнее своих костоломов, — Рублев пренебрежительно махнул в сторону Борова. — Если ты станешь договариваться о встрече сейчас, он обо всем догадается. А если позже, то он тем более сообразит, что ваша операция провалилась. Кстати, наверняка были расклады, при которых вам приказали убрать доктора.
Последняя фраза относилась к Борову. Тот сначала мотнул головой, однако, почувствовав иглу, сознался:
— Да, если о вашей встрече знал кто-то из твоих близких.
— Во как! Что вы на это скажете, уважаемый Богдан Ильич?
— Я на это скажу все, — Жирносек нервно сжал в руке шприц и злобно посмотрел на своего несостоявшегося убийцу.
Услышанное потрясло его. Богдан Ильич знал, насколько коварен Фитиль, но он безосновательно надеялся, что слишком важен для бандита и успел достаточно много для него сделать. У них установились хорошие, во многом доверительные рабочие отношения, и в той же истории с Комаровым только благодаря Жирносеку им удалось избежать разоблачения. Как можно после такого хладнокровно приговаривать своего верного компаньона к смерти? Это верх коварства и цинизма.