Идеальное отражение

— Ага, как же, сейчас и шагну, — сказал я, разглядывая ловушку, обнаруженную только благодаря тепловизорам.

Если вступить на этот ничем вроде бы не примечательный кусочек асфальта, провалишься сразу сантиметров на двадцать. А провалившись, можешь смело прощаться с собственными конечностями и выбирать модель протезов попрактичнее. Существует один способ выбраться из «Чёртовой топи» — ампутация.

Но едва я двинулся к зарослям автонов, думая попросту прорубиться сквозь них, как металлорастения угрожающе зашумели. Ветви задрожали, и между стволами заструился голубоватый туман. Пряди его, извиваясь и подёргиваясь, двинулись в мою сторону.

Я не горел желанием на собственной шкуре проверять, что это ещё за хрень такая.

Есть ещё другая обочина, где громоздятся обломки, покрытые сантиметровым слоем сажи.

— Умный в гору не пойдёт, — пробурчал я, карабкаясь по ним. — Умный гору обойдёт.

И в следующий момент стало ясно, что если кто тут и умный, то никак не я. Черные развалины под ногами поехали, зарокотали, открылась яма, в которой заклацали похожие на тёрки челюсти. Какая-то металлическая дрянь, вроде муравьиного льва, устроила тут засаду!

Ботинки мои ехали по необычайно скользкой «саже», удерживать равновесие становилось всё труднее.

— Отвались… мой… хвост! — Отчаянным рывком я подбросил себя на полметра, но тут же сполз на метр. От подошв до лязгающих челюстей осталось каких-то сантиметров тридцать.

Ещё рывок, и я ухитрился развернуть «Шторм» вниз и дать очередь.

Несколько пуль отрикошетили, одна сорвала клочок кожи с тыльной стороны ладони на левой руке. Но другая, самая везучая, попала, похоже, в цель, поскольку клацанье затихло, а челюсти закрыло что-то похожее на крышку канализационного люка. Словно опустилось металлическое веко на огромном хищном глазу.

Мне хватило одного мгновения — прыжок, рывок вверх, короткая пробежка, и я оставил муравьиного льва позади.

Но порадоваться собственному подвигу не успел, поскольку луч армгана прошёл в считанных сантиметрах от моей левой ноги. Клацанье, лязганье и негромкий треск выстрелов возвестили, что «пообщаться» со мной явилась банда паукообразных ботов.

— Вас ещё тут не хватало! — рявкнул я, переходя на бег и шаря в подсумке в поисках гранаты.

Чтобы избавиться от этой братии, придётся чуток посуетиться.

На разборки с ботами я убил почти полтора часа, троих уничтожил, ещё от троих оторвался, отправив их шарить в окрестностях Пехотной улицы. К этому времени начало светать, очистившееся было после пульсации небо над Москвой затянули серые облака, и пошёл снег.

Ладно хоть не дождь — верный спутник сталкера с марта по ноябрь.

К Волоколамскому шоссе я вышел в том месте, где оно пересекается с улицей академика Курчатова. Оглядел тянущуюся с востока на запад ленту асфальта, необычайно гладкую, без дыр, выбоин и каких-либо обломков.

Это шоссе выглядело так всегда, с самого первого дня после Катастрофы. По Обочине гуляла байка о том, что по ночам его чистят уцелевшие московские чугунки-уборщики.

Верилось в неё с трудом.

Скорее всего, тут имела место ещё одна аномалия, на которые так богато Пятизонье, только масштабная и для всех без исключения безвредная, а поэтому мало кому интересная. По сторонам от шоссе громоздились два вала из строительного мусора — арматура, куски бетонных плит, фрагменты зданий, груды кирпича, оконные рамы, двери и разбитая бытовая техника.

Местами их покрывала металлическая плесень, кое-где ползали скарабеи.

— Вроде бы тихо, — сказал я, — но бережёного бог бережёт, как подумала монашка, натягивая на свечку третий презерватив.

Несколько глубоких вдохов, мгновение концентрации, и я вошёл в форс-режим. Мир вокруг радикально изменился и одновременно остался тем же самым. По внутренней поверхности сферы, составленной из лоскутов разной фактуры, поплыли «метки». Мне осталось только расшифровать их.

Думать в этом состоянии мне всегда было трудно, мысли представали в виде коротких импульсов-вспышек.

Вот группа стальных крыс роется в развалинах… вот двое сталкеров осматривают железнодорожную станцию Покровско-Стрешнево… в подвале уцелевшего дома грохочет что-то большое… затаилась «Шинковка» на фрагменте вплавленной в вал лестницы… «Виселица» на столбе ожидает жертву…

Но ничего крупного, по-настоящему опасного.

Я вышел из форс-режима и несколько минут отдыхал, восстанавливая дыхание и успокаивая сердцебиение. А затем спрыгнул на шоссе, обогнул потянувшуюся ко мне «Виселицу» и направился на запад, в сторону Тушино.

Низкий, свирепый рёв нагнал меня, когда я почти дошёл до канала имени Москвы.

— Это ещё кому палец прищемили? — Я обернулся, пригляделся и ринулся к обочине.

По Волколамке с бешеной скоростью мчалось нечто тяжёлое, огромное, глянцево-блестящее. Напоминало оно отожравшийся туристический автобус, обзаведшийся рогами и поросший металлическими кораллами.