Идеальная жизнь

Он почувствовал запах раньше, чем увидел сам океан: ветер донес до него соль волн. Он оставил ржавый подержанный пикап на обочине дороги и сбежал по покатой дюне. Он бежал, пока не намокли его кроссовки, пока вода, словно слезы, не запятнала верх его джинсов.

Закричала чайка.

Уильям Быстрый Конь стоял с распростертыми руками, не сводя глаз с Тихого океана, но вместо его глади видел пестрые прерии и холмистые равнины Дакоты, которые не хотел считать своим домом.

Шоссе № 18 в индейской резервации Пайн-Ридж, штат Южная Дакота, вело прямо в город, а если необходимо было попасть куда-либо еще, ориентироваться следовало по природным приметам или давно брошенным автомобилям, потому что других дорог там немного. Но Уилл всего три дня как переехал в Лос-Анджелес и еще не разобрался, что к чему.

Он снимал в Резеде небольшой дом с террасой — относительно близко, так, чтобы не приходилось тратить много времени, добираясь до работы (полицейского участка Лос-Анджелеса), и довольно далеко, чтобы не чувствовать себя привязанным к участку. Выходить на работу ему полагалось только завтра — все документы о переводе были отправлены по почте, — и он планировал использовать выдавшееся свободное время, чтобы осмотреться в Лос-Анджелесе.

Уилл ударил кулаком по рулевому колесу. Где он, черт возьми, находится? Он пошарил по пассажирскому сиденью в поисках карты, которую швырнул туда несколько минут назад, и принялся всматриваться в крошечные красные нити дорог. Но верхний свет в салоне почти сразу перегорел, поэтому он вынужден был остановиться у обочины под уличным фонарем. В мягком полумраке вгляделся в карту.

— Черт! — выругался он. — Беверли-Хиллз. Я был здесь час назад.

Впервые за десятилетия он жалел, что в нем всего лишь половина индейской крови.

Он списывал неумение ориентироваться в пространстве на свою wasicu [2]кровь. Всю жизнь он слышал истории об отце своего деда, который мог выследить чертова быка по малейшему движению ветерка. А когда женщина, которую полюбил его отец, уехала, не сказав ни слова, разве он не скакал километры и километры, руководствуясь одной лишь интуицией? Разве по сравнению с этим найти автостраду в Сан-Диего не пара пустяков?

Однажды, когда Уилл был совсем маленьким, он пошел с бабушкой в лес собирать лекарственные растения. Он собирал те, на которые она ему показывала: кедровые шишки и кору, аир и дикий лакричник. Он всего лишь на мгновение отвернулся, а бабушка исчезла. Какое-то время Уилл бродил кругами, стараясь припомнить уроки отца об оставленных следах на сорванных листьях и сломанных ветках, пытаясь уловить движение воздуха. Прошло несколько часов, прежде чем бабушка вернулась за ним, — он лежал, свернувшись калачиком, голодный и замерзший под наростом дуба. Она молча взяла его за руку и повела домой. Когда показалась небольшая деревянная хижина, бабушка повернулась и подняла голову Уилла за подбородок.

— Ты, — вздохнула она, — слишком бледнолицый.

Ему было всего десять, но в то мгновение он понял, что никогда не станет таким, как его предки. Для них и для всех окружающих он навсегда останется iyeska, полукровка. Все последующие двадцать пять лет он вел себя (насколько мог) как бледнолицый человек, решив, что если не может быть таким, как народ отца, то станет таким, как народ матери. Он с головой окунулся в учебу, чтобы иметь возможность поступить в колледж. Он разговаривал исключительно на английском, даже в доме дедушки и бабушки, где основным языком был язык лакота. Он кивал, когда белые начальники описывали народ сиу как ленивых алкоголиков, а если от чужих слов холодела кровь, он укутывался в плащ безразличия.

Что ж, теперь он был белым. Он покинул резервацию и не намерен был туда возвращаться, поэтому, чтобы сориентироваться в Беверли-Хиллз, он поступит так, как поступил бы любой другой бледнолицый: найдет заправку и спросит, как проехать.

Уилл переключил передачу, съехал с обочины и направился по улице. Его изумляла роскошь Беверли-Хиллз — кованые железные ворота, розовые мраморные фонтаны, подмигивающие светом огромные венецианские окна. В одном из особняков устроили вечеринку. Уилл сбавил скорость, чтобы поглазеть на молчаливый танец официантов и гостей, и тут же заметил мигалки на остановившейся за ним полицейской машине.

«Коллеги», — подумал он и вылез из пикапа, чтобы спросить, как проехать. Полицейских было двое, один блондин — вот и все, что удалось разглядеть Уиллу, прежде чем полицейский ударил его головой о кабину грузовичка и заломил назад руку.

— Посмотри, кто у нас здесь, Джо, — произнес он. — Еще один гребаный мексикашка.

— Послушайте… — услышал свой хрип Уилл, но коп ударил его свободной рукой между лопаток.

— Не смей разговаривать со мной, Педро! — заявил он. — Мы уже десять минут следим за тобой. Что тебе, черт побери, понадобилось в этом районе?

— Я полицейский.

Слова Уилла тяжело упали на тротуар.

Полицейский отпустил его руку. Уилл отлип от грузовика и повернулся к нему лицом.

— Покажи-ка свой значок.

Уилл сглотнул и посмотрел ему прямо в глаза.