Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века

Рассматриваемый здесь образовательный проект обычно привлекает внимание историков своим финалом. В 1786 году Ромм и Павел Строганов отправились в Grand Tour по Европе и оказались в конце концов в Париже. Активное участие Ромма во Французской революции и его отказ покинуть Париж вместе с Павлом в 1790 году вызвали скандал при петербургском дворе и вынудили Екатерину II потребовать немедленного возвращения Павла Строганова. Мерилом педагогического успеха Ромма историки считают степень усвоения его учеником республиканских идей[443]. Однако в фокусе настоящей статьи находится нравственное, а не идеологическое воспитание Павла: здесь исследуются сентиментальные теории, положенные в основу его образования, прежде всего идея о наставнике как друге отца и сына. Предмет исследования – не только педагогические трактаты, которые были доступны Ромму и Строганову, но и их корреспонденция. Письма, как я покажу, играли особо важную роль, будучи носителями нового сентиментального словаря. Они и запечатлевали отношения между корреспондентами, и вместе с тем создавали эти отношения. Письма играли образовательную функцию: они обучали Александра и Павла Строгановых выражать свои мысли, думать и чувствовать на языке сентиментализма[444]. Отношения, сложившиеся между Жильбером Роммом и отцом и сыном Строгановыми, были во многом исключительными. Вместе с тем они показывают, какую огромную важность новшествам в образовании придавали семьи, стремившиеся добиться успеха при дворе. Кроме того, этот педагогический эксперимент позволяет лучше понять механизмы «культурного импорта»[445] XVIII века, процесс усвоения сентиментальных понятий и практик и их адаптации в обиходе дворянской элиты.

Учитель как друг: идеал воспитания в Западной Европе

Концепция учителя как друга, у которого ученик черпает знания и нравственные понятия, а также восприятие связи «учитель – ученик» как образца идеальных отношений между людьми, восходит к Античности. В классической Греции образовательный идеал аристократии состоял в воспитании в ученике арете (ἀρετή) – соединения «благородства деяний» и «благородства помыслов»[446]. Не родители, а учитель руководил развитием ребенка, сотрудничая с ним в процессе воспитания: побуждаемые общей любовью к добру, они вместе стремились к совершенству[447]. Поэтому образование в философских школах включало в себя не только формальное обучение, но и философские беседы – так называемые «симпосии», причем в некоторых школах ученики именовались «друзьями»[448]. Подобное определение было связано и с греческими концепциями дружбы как блага, способствующего самопознанию и доблестным поступкам[449].

Может показаться, что мир древних Афин и их «симпосиев» мало чем напоминает Петербург XVIII столетия. Однако некоторые из его важнейших элементов были сохранены и воспроизведены в педагогических трактатах Просвещения, известных в России. Фенелон, автор одного из самых популярных трактатов – Приключения Телемака, сына Улисса, – во многом вдохновлялся греческими идеалами. Приключения, впервые опубликованные в 1699 году, многократно переиздавались и имели хождение в России как на французском языке, так и в русском переводе[450]. Книга описывает взросление Телемака, будущего царя. Зрелость приходит благодаря опыту (в основном – опыту бед и несчастий) и советам друга его отца, Ментора. Отправляясь на войну, Одиссей поручил своего сына друзьям, оставив следующие инструкции: «Паче всего учите его, чтоб был правдив, добродетелен, крепок и верен тайну хранити. Кто […] не умеет молчати, недостоин царствовати»[451]. В социальном плане Ментор не ровня Одиссею, он одновременно ниже и выше его. Ментор – ближайший друг Одиссея, хотя и не король; в то же время он является тайным воплощением Минервы. Его задача – наделить Телемака верными нравственными принципами, чтобы подготовить мальчика, который однажды должен занять престол Итаки[452]. Ментор отвечает за моральное воспитание Телемака, указывая ему на его ошибки и напоминая ему о добродетели. В разговорах с Телемаком он, безусловно, играет роль старшего и главного, хотя время от времени автор называет его «другом» Телемака[453].