Читаем Идеал (сборник) полностью

– Сестра моя, – проговорил он дрогнувшим голосом, – моя бедная заблудшая сестра, тяжкое бремя взвалила ты на свои плечи.

Она посмотрела на него, и чистые голубые глаза были полны такой печали, какой не являл миру ни один киноэкран.

– Да, – согласилась она, – тяжкое бремя. И подчас я не понимаю, долго ли мне захочется его нести.

Клод Игнациус Хикс сочувственно улыбнулся. Однако сердце его ощущало, что годы трудов легки на его плечах, и пела в нем такая радость, какой он никогда не знал. И он почувствовал себя виноватым.

Ему казалось, что он берет нечто такое, на что не имеет права, пусть он не мог понять, что и каким образом. Пламенеющий крест на темной стене взирал на него с осуждением, и дюжины раскаленных лампочек на нем смотрели на него словно глаза – пристальные, суровые, осуждающие.

И тут он понял, что именно забыл.

Он отвернулся от нее, не клоня голову, и собственные пальцы его, напряженные и суровые, лежали на его груди. Потом негромко сказал:

– Тебе здесь ничто не грозит, сестра. За тобой сюда никто не придет. Никто не приблизится к тебе, кроме одного человека.

– Кого же?

– Тебя самой.

Склонив голову к плечу, она посмотрела на него удивленными глазами:

– Меня самой?

– Ты можешь избежать осуждения мира. Но суд собственной совести последует за тобой повсюду, куда бы ты ни пошла.

Она негромко проговорила:

– Я не понимаю вас.

Глаза его горели. Он стоял над своею гостьей суровый и строгий как судия.

– Ты совершила грех. Смертный грех. Ты нарушила Заповедь. Ты отобрала у человека жизнь. И последствия этого ты будешь пожинать в своей совести до конца дней своих.

– Но что я могу сделать?

– Велика власть Отца нашего. И велика Его доброта. И прощение ожидает самого ужасного грешника, если тот покается, и покаяние его будет исходить из глубины души.

– Но если я покаюсь, меня отправят в тюрьму.

– Ах, сестра моя, неужели ты хочешь свободы? Какая тебе будет польза в том, что ты обретешь весь мир, но погубишь собственную душу?

– Но чего стоит душа, если ею нельзя приобрести мир?

– Ах, дитя мое, гордыня и есть величайший из наших грехов. Ибо разве Сын Его не сказал нам: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царствие небесное?»[8]

– Но зачем мне надо входить в него?

– Если бы ты знала жизнь, полную высшего счастья и красоты, разве ты могла бы не возжелать вступить в нее?

– Но как могу я не мечтать, чтобы она была здесь, именно здесь?

– Мир наш темен и несовершенен, дитя мое.

– Но почему в нем нет совершенства? Потому что его не может здесь быть? Или потому, что мы не хотим этого?

– Ах, дитя мое, ну кто из нас не хочет этого? У всех нас есть только одна утраченная надежда… в самом темном уголке нашей души живет этот луч света, эта светлая мечта о чем-то лучшем того, что мы видим в нашей жизни, о чем-то недостижимом.

– И все мы хотим этого?

– Да, дитя мое.

– Но если это светлое и недостижимое придет, мы узнаем его?

– Да.

– Но захотим ли мы увидеть его?

– Кто из нас не отдаст с радостью всю свою душу, чтобы только увидеть такой мир? Но в нашем мире царят слезы и несправедливость. И в ничтожестве его высшая награда. Тем не менее там нас ожидает вечное блаженство и вечная красота, которую наши бедные души не способны воспринять. Если бы мы только могли отречься от наших грехов и покаяться перед Ним. A ты, дитя мое, согрешила. Тяжело согрешила. Однако Он добр и милостив. Покайся, покайся всем своим сердцем, и Он услышит тебя!

– Значит, вы хотите, чтобы меня повесили?

– Сестра моя! Моя бедная, потерявшаяся, исстрадавшаяся сестра! Разве ты не понимаешь, что я приношу бóльшую жертву, чем ты? Разве ты не понимаешь, что я разрываю свое собственное сердце на алтаре нашего долга? Что я предпочел бы увезти тебя прочь, бежать с тобой на край света и защищать тебя до последнего дыхания? Только плохую службу сослужу я тебе тогда. Я предпочел бы спасти твою душу ценой моей собственной, корчащейся в самой худшей из смертных мук!

Поднявшись, она стала перед ним, хрупкая, беспомощная, посмотрела на него круглыми, полными страха глазами и прошептала:

– Что же вы хотите, чтобы я сделала?

– Чтобы отважно и с желанием возложила на свои плечи крест своего наказания. Признайся! Исповедуй свое преступление перед лицом всего мира! Ты – великая женщина. Мир склоняется к твоим ногам. Смирись. Войди в средину толпы на рыночной площади и крикни так, чтобы все слышали: я согрешила! Не бойся того наказания, которое может ожидать тебя. Прими его со смирением и радостью.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас!

– Но в такой поздний час толпу невозможно найти.

Перейти на страницу:

Все книги серии Айн Рэнд: проза

Айн Рэнд. Сто голосов
Айн Рэнд. Сто голосов

На основе сотни ранее не публиковавшихся интервью Скотт Макконнелл создает уникальный портрет Айн Рэнд, автора бестселлеров «Мы живые», «Гимн», «Источник», «Атлант расправил плечи». Сосредоточив внимание в первую очередь на частной жизни этой масштабной личности, Макконнелл поговорил с членами ее семьи, друзьями, почитателями, коллегами, а также с голливудскими звездами, университетскими профессорами, писателями. Выстроенные в хронологическом порядке интервью охватывают широкий диапазон лет, контекстов, связей и наблюдений, в центре которых одна из самых влиятельных и противоречивых фигур двадцатого века. От младшей сестры Айн Рэнд и женщины, послужившей прототипом Питера Китинга, одного из основных персонажей романа «Источник», до секретарей и дантиста — знавшие ее люди предлагают свежий, временами удивительно откровенный взгляд на сложного и замечательного писателя, философа и человека.

Скотт Макконнелл

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература