Ибо таков Путь

Выстрел.

Пуля пробивает тонкую перегородку височной кости, разрывает мозговое вещество и выходит с другой стороны черепной коробки, увязнув в бетоне стены, вспучившись неровным сколом и фонтанчиком мелких осколков.

Спустя две недели заметно подгнившее тело самоубийцы выгнулось в позвоночнике под невозможным для человека углом, забилось в адских судорогах, выламывая все суставы до единого и наконец восстало насквозь пропитанным силой Кровавого Ливня ревенантом, что жаждал отмщения.

Отмщения всему человечеству.

Человек с ножом/Песья плоть

Короче, несколько дней назад от какой-то болячки помер мой песель.

Я хотел написать в его честь отдельный рассказ в экспериментальном стиле, типа чтобы помнили о нем, но потом понял, что лучше впихнуть это сюда.

Press F, Кузьмич.

За год до Кровавого Ливня

Что-то есть в ножах. Что-то завораживающее, заставляющее смотреть на них часами, любуясь игрой тусклого света на клинке и лезвии. Меня успокаивала заточка ножей. Своего рода медитация, монотонные движения, приводящие сознание в состояние монолитного покоя.

У каждого человека должно быть свое хобби.

Моим было коллекционирование ножей. Но не каких-то особо редких, а просто тех, что мне нравились.

Этот был одним из последних. Урвал за восемь сотен деревянных.

Армейский, вороненный. Удобная ребристая рукоять, что хер выскользнет из ладони, металлический волдырь на навершии для разбивания стекол, белая надпись "Columbia" чуть ниже дола и пилообразные зубья на обухе. Крепкий. Хищный. Заточка практически идеальная из разряда, что неосторожная проверка остроты подушечкой пальца может привести к болезненно ноющей ране до самого мяса и вымазанной в крови одежде.

Я смотрел в нож пустым взглядом.

Он выглядел чуждо на фоне стола, тетрадей, книг, монитора компьютера и перекрученного шнура от зарядки в свете лампы. И притом абсолютно аутентично в моих пальцах.

Я не знал откуда во мне появилась эта идея.

Она просто билась в моей черепной коробке, расходясь по всему телу с каждым ударом сердечной мышцы — я должен окропить этот металл кровью. Я должен отнять им жизнь.

Секунда.

Минута.

Минута.

Наверное, минут семь я смотрел на нож, чувствуя как во мне расползается решимость пополам с адреналином. Мелко подрагивала нога в области правого коленного сустава, немного отдавая в голень и ступню.

Я знал что это нужно сделать сегодня.

В противном случае вряд ли у меня хватит сил снова вогнать себя в подобное состояние.

Вогнать нож в ножны, повесить их на пояс.

Странное ощущение… пустота в мозге, ноль лишних мыслей и эмоций. Я — машина. Я — убийца. Меня не остановить.

Выйти во двор.

Прохладно. Вечер, сумерки.

Радостный скулеж. Кузя утыкается черно-белой мордой мне в ладонь, закинув лапы на штаны. Беспородная худая дворняга, где-то мне по колено.

Горячее дыхание вырывается изо рта облачками полупрозрачного пара.

Зайти в сарай и взять лопату. Грязь пополам с мутными лужами от недавно прошедшего дождя мерзостно чавкают под подошвами разношенных кроссовок. Собака послушно семенит за мной следом.

Достаю из кармана мятую пачку сигарет и газовую зажигалку. Немного неудобно в тактических перчатках, цепляюсь ими за молнию спортивок. Я их вообще для тренировок брал, одеваешь и почти никаких мозолей на турнике, да и гантели не выскальзывают. Закурить. Дым устремляется куда-то в наступающую ночь. Звезд почти не видно, неполный диск луны отгорожен от моего ракурса мировосприятия крышей гаража.

Перешагиваю через решетчатую ограду, разделяющую двор и огород, в котором уже года три ничего не выращивается кроме сорняков и сухих кустов. Кожу голени через ткань скребет репейник, вцепившийся в штанину. Похуй, потом оторву.

Почти не моргаю. Мне не нужно смотреть в зеркало, чтобы понять как именно я выгляжу — взгляд мертвой рыбы, расслабленные мимические мышцы.

Курю и копаю. Земля влажная, идет легко. Копаю у самого забора. Темно-красные металлические трубы, на которых держится серый шифер. Конец осени. Под ногами толстый ковер из опавших листьев и гниющих груш. Скрюченные пальцы засохших зарослей малины.

На глубине метра останавливаюсь. На дне покоятся окурки.

Достаю еще одну сигарету.

Левая нога в яме, вторая на ее краю, согнутая в колене. Опираюсь на черенок лопаты. Небо. Темное, далекое, бесконечное небо. Кузя сидит на сырой доске-"дорожке", которые раскиданы по огороду на случай дрянной погоды, куда лучше ходить по дереву нежели склизкому грязевому месиву.

Ощупываю взглядом силуэты соседних домов.

Я не видел нашлепок камер и их светящихся огоньков-глаз, но это не значило что их не было. Я не хотел чтобы кто-то видел, как я это делаю. Этот момент исключительно для меня.

Воткнуть лопату в гору вытащенного грунта. Потемки.

Я докуриваю уже у двери сарая. Щелчком отправляю бычок в траву.