Читаем Языковая структура полностью

Здесь стоит coni. praes. в предложении цели после исторического времени управляющего глагола потому, что выражаемая здесь цель не есть та цель, которую бы ставил для себя субъект главного предложения («природа», «предписания»): это цель, которую ставит сам автор этого предложения. Если же здесь в предложении цели стоял бы требуемый обычными правилами coni. imperf., то это означало бы, что ты должен был бы вести себя безошибочно только в то прошедшее время, когда давались предписания о следовании природе. Автор же приведенной фразы хочет, чтобы ты не ошибался именно теперь, а не когда-то в прошлом, почему он и разрывает формально требуемое здесь правило о consecutio temnorum и ставит coni. praes.

Точно так же пишущий или говорящий, употребляя предложения цели, может рассматривать эту цель вполне объективно, как некоторого рода факт прошлого, а не как нечто достигаемое субъектом главного предложения. В таком случае пишущий или говорящий может ставить в предложении цели и coni. perf., и даже coni. plusquamperf.

Hic homo naturam ducem secutus est ne eo tempore aberraverit –

«Этот человек следовал природе, чтобы в то время не ошибаться».

Этот coni. perf. в предложении цели указывает на безошибочное поведение не как на цель следования этого человека природе, а как на объективный факт прошедшего времени, фиксируемый автором данного предложения. В этом же смысле, для случая предшествия действия придаточного предложения историческому времени главного предложения, может стоять и coni. plusquamperf.

В латинских сложных предложениях, а именно в контексте рассказа, могут быть предложения цели, высказываемые автором от собственного лица, вне всякой темпоральной связи с контекстом, так что coni. praes. здесь тоже может встретиться после исторического времени главного предложения. Таковы предложения, вроде ut non dicam, ut omittam и прочие.

Даже и финально дополнительные предложения после verba timendi или verba imediendi тоже допускают и coni. perf. и coni. plusquamperf., если для этого имеется какое-нибудь основание в смысле repraesentatio temporum. Кюнер приводит такие примеры:

vereor, ut satis diligenter actum sit. –

«боюсь, что это не сделано достаточно внимательно» (Cic. Ad. Att. VI 4, 2);

Metuebam male ne afisses –

«я ужасно беспокоился, чтобы ты не пришел» (Plaut. Pseudol. 912).

Если мы подведем итог всем предыдущим наблюдениям, то необходимо будет сказать, что все колебания в употреблении времен зависели у нас исключительно от семантики соответствующего придаточного предложения. С этой точки зрения можно сказать, что традиционное правило о последовательности времен является чрезвычайно негибким и грубым и что школьные учебники обыкновенно рекомендуют употреблять ее в самом неповоротливом и неуклюжем абстрактно-метафизическом виде. На самом же деле наблюдение над живым латинским языком обнаруживает, что правило о последовательности времен в своем традиционном виде есть только предельная и чересчур идеальная формула. В ней совершенно не принимается во внимание никакая другая точка зрения, кроме точки зрения субъекта главного предложения. С точки зрения этого субъекта правило о последовательности времени действительно близко к истине. Однако эта точка зрения субъекта главного предложения отнюдь не является единственной и переплетается со многими другими возможными подходами к употреблению времен в придаточных предложениях.

Время придаточного предложения является весьма растяжимым понятием, переходя путем едва заметных изменений от прошедшего к настоящему и от точки зрения субъекта главного предложения к точке зрения пишущего или говорящего. Укажем некоторые, достаточно осязательные и даже грубые точки перехода от прошедшего к настоящему, минуя все необозримое множество мелких темпоральных переходов, о которых ясно говорит чувство языка, но для которого еще не придумано никакой точной терминологии.

Исходным пунктом является здесь: 1) одновременность действия придаточного предложения с действием главного предложения; 2) действие придаточного предложения, зависящего от исторического времени главного предложения, может быть не только одновременным ему в общем и неопределенном смысле слова, но одновременным в смысле полного совпадения с ним от начала и до конца. В адверсативных, причинных и уступительных предложениях в этом случае может быть только perfectum, вопреки формальному правилу о последовательности времен после исторического времени главного предложения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки