Язык мой – враг мой

«Почему он никому ничего не сказал о своем разговоре с Мироном? Забыл? Но вчера, когда Славки вдруг вспомнили о своей ссоре, Марк должен был по ассоциации вспомнить о своей. И наверняка вспомнил, но промолчал. Неужели действительно?.. Боже, что такого мог наговорить ему Мирон? Если убил Марк, то, должно быть, что-то ужасное… Нет, не может быть… Или все-таки Марк? Тогда в этой идиотской истории с отравлением появляется хоть какой-то смысл. Наверное, эта мысль и пришла Генриху в голову сегодня ночью, оттого-то он так и расстроился. Теперь понятно, почему Генрих отмалчивался, почему смутился, когда мы на него насели. Испугался своего подозрения. Марк! Господи, ну почему этот дурак несчастный ничего нам не рассказал?! Вместе мы могли бы придумать что-нибудь толковое. Хотя, если Мирон посмел навредить Марку, я собственными руками разорвала бы гада на куски…»

— Эй, Варька, я с тобой разговариваю! — донесся до меня несколько раздраженный голос Прошки. — О чем это ты задумалась?

Я судорожно попыталась придать своей физиономии равнодушное выражение.

— Да вот размышляю, не стать ли мне гражданкой Беловой.

— Ого! — Прошка присвистнул. — Я на месте Белова предпочел бы жить с крокодилом. А что, предложение уже поступило?

— Вот-вот, крокодил для тебя — самая подходящая компания. А предложения пока не было, хотя все к этому идет. Шпион все вокруг да около ходит. Мнительный он какой-то — все мнется и мнется. Пожалуй, не стану я принимать его предложение. На что мне такой рохля?

«Боже, неужели убийца — Марк? А Нинка-то! И ее — тоже он?..»

— Ничего себе рохля! — воскликнул Прошка. — Железная хватка у мужика. Ты на его обходительные манеры не смотри. Такой мягко стелет, а спать ох как жестко!

— Ерунду-то не говори! Какое железо, если он аморфной лужицей по столу растекается?

«Если Марк и Нинку убил, то произойти должно было нечто совсем из ряда вон выходящее. Насколько я его знаю, на такой шаг его не толкнул бы даже конец света».

— Одно из двух, Варвара: либо ты дура набитая и слепая курица, либо настолько шпиона Белова заклевала, что он при тебе сразу за голову хватается.

— Оба предположения равно невероятны. Слава о моей проницательности распространилась далеко за пределы родины, равно как о моем кротком, незлобивом нраве.

«Нет, не могу я в это поверить. Но почему он промолчал? И сам выпил отраву? А как иначе объяснить заранее обреченное на неудачу покушение?»

Я старалась ничем не выдать своего смятения, но Прошка слишком давно и хорошо меня знал. Вместо того чтобы кольнуть очередной шпилькой, он вдруг пристально на меня посмотрел и спросил встревоженно:

— Что случилось-то, Варвара?

Я хотела было ответить ему в духе предыдущего диалога, но внезапно поняла, что на это у меня просто не хватит силы воли.

— Ничего. Устала я что-то. Ночью почти не спала.

— Слушай, кого ты пытаешься обмануть? Можно подумать, я никогда не видел тебя усталой и невыспавшейся. Говори, что стряслось?

— Не могу я, Прошка. Честно, не могу.

Прошка неожиданно рассвирепел:

— Вчера Генрих, сегодня — ты! Для чего, по-вашему, друзья существуют? Чтобы время весело проводить? Тогда лучше записаться в клуб приятного общения.

— Не ершись, Прошка. Ты же знаешь, я никогда от вас ничего не скрывала. Если я теперь молчу, значит, на то есть веская причина.

— Ну и пожалуйста! Я и без тебя догадаюсь. Раз вы с Генрихом ведете себя как партизаны в гестаповском застенке, значит, у вас есть очень и очень обоснованные подозрения. Из молчания Генриха много информации не выудишь. Он не стал бы делиться своими сомнениями, даже если бы подозревал Ирочку. Ты — другое дело. Если ты набрала в рот воды, значит, речь идет о ком-то из нас.

— Если я набрала в рот воды, значит, ни о какой речи не может идти и речи.

— Нечего отвлекать меня дешевыми каламбурами. Я все равно доберусь до правды.

Несомненно так оно и произошло бы. В следующую минуту Прошка назвал бы Марка и по выражению моего лица догадался бы, что попал в цель. Но в эту секунду дверь беловского кабинета открылась и возникший перед нами Леша знаком показал Прошке, что его ждет следователь.

Одно из несомненных достоинств Леши заключается в том, что в разговоре с ним говорить нет необходимости. Дайте ему возможность сесть на любимого конька и вставляйте время от времени замечания типа: ну и ну! не может быть! в самом деле? странно! вот как? — и спокойно предавайтесь собственным размышлениям. Леша без труда заполнит все паузы в разговоре. Любимых коньков у него много — история, обычаи народов мира, языковые особенности почти любой этнической группы, жизнеописания родственников как с отцовской, так и с материнской стороны, всевозможные статистические данные, почерпнутые из справочников, атласов и газет. Но в первую очередь — Интернет. Эта игрушка появилась у него на работе недавно, и о ней Леша готов был говорить часами. Поэтому, как только он сел рядом, я быстро сказала:

— Что-то ты давно об Интернете не упоминал. Вас что, за неуплату отключили?